"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

грязища, что свиньи и те сдохли".
Но именно эти сомнения и заставляли его работать с двойным усердием:
он как бы чувствовал, что его место в жизни зыбко, и он старался его
сохранить. Пионеры были для него раскрытым окном - в окно дул ветер.
Окно вскоре закрылось. Володьке было четырнадцать лет, когда он вышел
из пионерской организации. На один день в вежливом и молчаливом мальчике
проснулась беспокойная душа доктора Сафонова.
На собрании Миша Соколов предложил исключить из организации Сашку
Власьева за то, что Сашка скрыл от товарищей свое происхождение: он - сын
царского прокурора. Миша говорил, как настоящий оратор. Он стучал по столу
и кричал: "Кто знает, сколько революционеров повесил его отец!.." Сашка
сидел в углу и молча грыз ногти.
Володя не любил Сашку. Он никогда не слыхал о пощечине в Охотничьем
клубе, но он считал Сашку "подлизой". Кроме того, у Сашки на голове была
противная парша. Володя сидел в классе позади Сашки и, глядя на голову,
покрытую струпьями, морщился: он был очень брезглив. Но теперь он
неожиданно взбеленился. Всегда бледный, даже зеленоватый, он покраснел. Он
поднял руку: он просил слова. Он произнес речь горячую и сбивчивую.
"По-моему, никто не может отвечать за родителей. Чем Сашка виноват, если
его отец был прокурором? Что Сашка соврал, это нехорошо. Но в этом виноват
не он. У меня есть своя теория. Я хочу сказать об этом. Если человек врет,
то не для своего удовольствия. Только сильные врут для своего удовольствия.
А если человек врет, вначит, его заставляют врать. Говорят, что таковы
обстоятельтва. Но я не верю в обстоятельства. Это глупый фатализм. Это
придумано, чтобы успокоить себя. Человека заставляют врать другие люди.
Значит, он побоялся, что мы его не поймем. Если его исключить, он пойдет к
врагам, а мы должны его успокоить. Я, товарищи, решительно выступаю против
подобной меры".
Речь Володи не произвела никакого впечатления. Шрамченко крикнул:
"Довольно болтать! Мишка, ставь на голосование!" Против голосовал только
Володя. Сашка был исключен из организации. Начали обсуждать вопрос о
первомайском спектакле. Тогда Володя снова встал и сказал: "Ввиду
принципиальных разногласий, я выхожу из организации. Я хочу вам еще
сказать, что вы не пионеры, а трусы". Он быстро выбежал на улицу.

Дома дядюшка, которому Миша успел рассказать о выходке Володи, злобно
сказал: "Ты еще за охранников начни вступаться". Володя поглядел на него и
спокойно ответил: "Я, дядя, не знаю, может быть, и вы в этой охранке
состояли. Папа мне говорил, что вы - черносотенец". Ветеринар побагровел от
злобы, но он ничего не ответил. Он только шепнул жене: "Змею растим. Такой
побежит и донесет".

Володя всю ночь метался. Он не заметил, как упала на пол подушка. Он
был в жестоком полусне. Он задыхался от лжи и лицемерия, от подлости
дядюшки, от трусости товарищей. Он начинал понимать, что правда смешна и
неуместна. Среди черной духоты этой долгой ночи он учился молчанью и
одиночеству. Он встал наутро с синяками вокруг глаз и с новой, невеселой
улыбкой.
Он остался один. Вокруг него шла жизнь: люди верили, спорили,
притворялись и гибли. Захолустный город казался ему полным скрытых шумов и