"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

она возвращалась ночью. До Верхней колонии, где она жила, идти надо было
добрый час. Не было ни тротуаров, ни фонарей. Варя вязла в глине. Иногда
вода приходилась ей по колено, и Варя сердито ругалась: "Сволочи!" Она
никак не походила на Ингеборг. Это была курносая русая девушка, с крепкими
икрами и с добрым сердцем. Придя домой, она валилась на койку как мертвая,
но вдруг приподымалась и, схватив тетрадь, что-то писала - она должна была
записывать свои мысли. Она писала: "Надо объяснить ребятам наглядно отличье
спор от семян. Чернов ужасный прохвост. У нас с 21-го объявлено
соцсоревнование. Все-таки до чего прекрасна жизнь, и как я счастлива!.." Не
в силах дольше бороться со сном, Варя совала тетрадь под подушку.
Летуны приезжали, чтобы сорвать спецодежду. Приезжали также крестьяне
из ближних колхозов - "подработать на коровку". Приезщали и комсомольцы,
товарищи Васьки Смолина: они строили гигант. Одни приезжали изголодавшись,
другие уверовав. Третьих привозили - раскулаченных и арестантов,
подмосковных огородников, рассеянных счетоводов, басмачей и церковников.
На пустом месте рос завод, а вокруг завода рос город, как некогда
росли города вокруг чтимых народом соборов.
Из других стран приезжали специалисты. Они жили здесь, как на полюсе
или как в Сахаре. Они удивлялись всему: энтузиазму, вшам и морозам. Жили
они отдельно от русских, у них были свои дома, свои столовки и своя вера.
Они верили в доллары, в долларах им и платили.
Американцы щеголяли в широкополых шляпах. Они походили на ковбоев с
экрана. Им казалось, что это Аляска и что они ищут золото. Они бодро
хлопали по плечу русских инженеров и улыбались комсомольцам. По вечерам они
заводили патефоны и танцевали друг с другом.
Англичане жили сухо и загадочно. Они ничего не осуждали и ничему не
радовались. Они ели утром пшенную кашу с молоком. Вечером они пили водку с
нарзаном. Они рассказывали друг другу детские анекдоты и время от времени
громко смеялись. Их лица при этом оставались невеселыми, и смех был
страшен.

Немцы жили с семьями. Они копили деньги, ругали уборщиц и при любом
случае говорили русским, что в их прекрасной Германии нет ни вшей, ни
эпизоотии, ни прогулов. Им хотелось добавить, что в их прекрасной Германии
нет и революции, но они дорожили хорошим местом и дружно привскакивали,
когда оркестр исполнял "Интернационал".
Итальянцы ставили турбины. Они пели романсы и писали на родину длинные
письма с орфографическими ошибками и с доподлинной поэзией. По вечерам они
волочились за русскими девушками, соблазняя их и пылкостью чувств, и
мармеладом, который отпускали в распределителе для иностранных
специалистов.

Все иностранцы говорили: постройка такого завода требует не месяцев,
но долгих лет. Москва говорила: завод должен быть построен не в годы, но в
месяцы. Каждое утро иностранцы удивленно морщились: завод рос.
В тифозной больнице строители умирали от сыпняка. Умирая, они бредили.
Этот бред был полон значения. Умирая от сыпняка, люди еще пытались бежать
вперед. На место мертвых приходили новые.

Однажды рухнули леса. Инженер Фролов и двадцать строителей обсуждали