"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

почему я подчистил документы. Я тебе прямо скажу: со страха. Можешь меня
запрезирать. Скажи, как Фадеев, что я трус. Только не такой уж я трус.
Помнишь, когда на каупер лезли, и ты сказал "держись"? Андрюшка говорил:
"боязно". А я - ничего. Скажут мне завтра - "защищай революцию от японца",-
я не испугаюсь. Но одно дело умирать со всеми. А здесь сиди и жди, пока
тебе не скажут: "Ах ты кулацкое отродье!.." Вот я и струхнул. Я на стройку
приехал без мыслей. Шкуру спасал. А потом присмотрелся, и как-то все во мне
проснулось. Я только тут и понял, зачем мы это строим, за что мучаемся. А
ночью лежу, думаю: вдруг узнают?.. Я боялся, что меня из комсомола
вычистят. Куда я тогда денусь? Я, Колька, одну семью потерял. А теперь меня
из второй гонят. Да еще такое на меня возвели, как насчет этой лебедки. Я
вчера себя чувствовал героем труда, а сегодня на мне клеймо. Сегодня я
жалкий вредитель. Как же мне после этого жить?.."
Васька долго говорил. По многу раз он повторял те же жа лобы и упреки.
Колька дал ему наговориться. Он понимал, что Васька не может молчать, что
его страшит одиночество. Когда же Васька, измученный, наконец-то умолк,
Колька потрепал его по плечу и сказал: "Ложись спать. Завтра что-нибудь да
придумаем. А теперь мне надо в горком, на заседанье".
Колька пошел к Маркутову: он хотел отстоять Морозова. Он говорил: "За
Морозова я отвечаю. Поговори с ним - никогда ты не скажешь, что ото сын
кулака. Он на стройке переродился. Не бузит. Только спросишь: "Кто за это
возьмется",- сейчас же - Васька. Я тебя, Маркутов, не понимаю. Конечно,
кулаков надо держать на цепи. Но Морозов не кулак. Он настоящий
комсомолец".

Маркутов постучал карандашом по столу, и карандаш сломался. Тогда он
стал подписывать бумаги пером. Перо было ржавое, оно скрипело и плевалось:
листы были покрыты лиловыми брызгами. Маркутов не глядел на Кольку. Он
подписывал бумаги и говорил: "Ты, Ржанов, молодчина! Только ты еще здорово
молод. Не разбираешься в людях. Откуда ты знаешь, что это не Морозов
подпустил лебедку? Кто у нас вредительствует? Именно такие. Именно такие.
За спецпереселенцами смотрят. Они ничего не могут поделать. А вот -
просачиваются. Как этот Морозов. В комсомол, в партию. Им доверяют, а они
вредительствуют. Если Морозов один раз обманул, почему ты думаешь, что он и
теперь не обманывает?"

Колька глядел на серые листы, покрытые лиловыми брызгами, и он злился.
Он понимал, что Маркутов говорит резонно и что возразить ему трудно. Однако
по-прежнему он твердо верил, что лебедку подпустил не Морозов. Он так и
сказал Маркутову: "Я Морозову верю". Маркутов усмехнулся: "Верят верующие,
а коммунисты рассуждают".
Маркутов не верил людям. В своей жизни ои видал много лжи и обмана. Он
был подкидышем и детство провел в омском приюте. Заведующая говорила
ребятам: "Разнюнились, нюнечки?" Голос у нее был нежный, как будто она все
время пела. Потом она схватывала ухо мальчика и начинала его мять, крутить
и дергать.

При Колчаке Маркутов был партизаном. У него был друг Красицкий. Этот
Красицкий выдал Маркутова белым. Маркутова били в разведке. Отбили ему
легкие - с тех пор он кашлял и покрывался болезненным потом. Он жалел об