"Олег Ермаков. Знак Зверя " - читать интересную книгу автора

- Потом суп с котом.
Из палатки неторопливо выходит грузный длиннорукий солдат с грубым,
тяжелым рябым лицом, следом насупленный сержант, и в это время дверь
глиняного домика отворяется и появляются его обитатели. Впереди невысокий
плотный человек с облупленным носом, бурым лицом, бурой шеей и бурыми
короткопалыми руками в сивых волосах - это за ним утром бежала грохочущая
толпа; теперь на нем полевая форма, портупея, кожаные сапоги, на плечах
погоны с четырьмя желтенькими звездочками; он выбрит и подтянут, но выбрит
недостаточно чисто, и его кожаные сапоги весьма потерты и побиты, а панама
выцвела. Зато его сопровождающие блестящи: гладко выбриты, начищены,
скрипуче новы.
Дежурный сержант выкрикивает команду, и строй замирает, а он, бухая по
твердой солнечной земле, шагает вдоль строя, дойдя до середины, круто
поворачивает, прикладывает руку к виску и, четко выговаривая слова,
докладывает, что личный состав первой гаубичной батареи на развод построен и
что за время его дежурства не случилось никаких происшествий. Сержант
заканчивает и отступает в сторону, невысокий плотный человек с бурым лицом
негромко здоровается, и десятки ртов разеваются и выбрасывают, как флаг,
приветствие: "Здравия желаем тащ-капитан!"
- Вольно, - отвечает он, и его короткопалая рука, заросшая сивыми
волосами, отрывается от виска и повисает вдоль туловища. У него, главного
хозяина батареи, несколько имен: Комбат, Барщеев, Иван Трофимыч.
Итак, он говорит "вольно", и все расслабляются, а на левом фланге уже
кто-то хрипловато басит. Комбат поворачивает голову, смотрит и говорит:
"Шубилаев". Грузный солдат с рябым матерым лицом откликается извиняющейся
улыбкой.
- Так что у нас? - спрашивает неизвестно кого комбат. - У нас, -
продолжает он, - как всегда. - Он молчит. - Как всегда, - повторяет он и
спрашивает: - Песок? Мрамор? Цемент?
Строй утвердительно гудит.
Комбат оборачивается к своим молодым помощникам: что еще? Те пожимают
плечами: ничего.
- Тогда: разойдись - и за дело.
И все переступают невидимый порог и уходят в новый день, который так же
желт, как и предыдущий, - такой же желтый, такой же сухой, такой же мутный,
но скорее всего бесконечный, тогда как пространство вчерашнего дня оказалось
конечным. И уходящие в новый день, погружающиеся в этот желтый космос,
никогда не достигнут границ, будут вечно брести с кувалдами, лопатами и
кусками белого мрамора.


2

Под клубящимся солнцем они таскают белые камни к четырем стенам, подают
их тем, кто стоит на деревянных помостах; в огромной земляной чаше месят
раствор, накладывают вязкое тяжелое месиво в ведра и подают тем, кто стоит
на деревянных помостах. Тесто землистого цвета в неглубокой яме тает, тает и
иссякает, и надо нагружать носилки песком и высыпать его, нагружать носилки
глиной и высыпать ее в яму, подносить мешок, надрывать бумажное ухо и сыпать
в яму цемент, затем сверху все поливается водой и размешивается. Долго и