"Олег Ермаков. Знак Зверя " - читать интересную книгу автора

пропах болезнью, сидящей на городе.
Послеполуденные ветры!..
Но послеполуденные ветры не задуют.
Не задуют потому, что полдень наступил и солнце остановилось, и так
будет всегда, вечный полдень без ветров и теней. И в этом полдне верхние
всегда будут верхними, а нижние будут месить в земляной чаше тесто, таскать
камни на скрипучие помосты, и мраморные стены будут расти, вознося верхних,
и никто не глянет с укоризною на них и не смешает язык их, чтобы остановить
их, потому что небеса давно пусты.
Но солнце сдвинулось, и появились тени, и равнина за орудиями, окопами
и минными полями закурилась - задули послеполуденные ветры. Небо посерело.
На зубах заскрипел песок. Горячие ветры, тонко посвистывая, очищали воздух
от миазм болезни, сидящей на городе и форпостах.
Солнце сдвинулось, настала пора ветров, и в сердцах забрезжила надежда,
что, возможно, и этот день не бесконечен.
Солнце сдвинулось, заныли горячие ветры, и вдруг верхние оживились,
громко заговорили, завизжали помосты, - каменщики спрыгивали вниз, хлопали
ладонями по штанам, выбивая пыль, вытрясали куртки и уходили к умывальникам.
За ними потянулись третьи, немного погодя и четвертые.
Толстый Мухобой побежал, не умываясь, сразу в столовую. И когда
дневальные внесли в столовую баки, он добивал резиновой "оплеушиной" на
длинной рукояти последних мух.
На обед были жирные щи из кислой капусты, перловая каша с салом,
компот, хлеб - все, кроме тяжелого коричневого кислого хлеба, дышало жаром в
лица, и соленые ручьи текли по лбам, щекам и шеям, мутные капли срывались в
огненные щи, выцветшая ткань на спинах и под мышками стремительно темнела,
как будто солдаты орудовали лопатами в чашах с раствором, а не алюминиевыми
ложками в котелках со щами. И все - каша, щи, хлеб и горячий компот -
благоухало хлоркой. Но второго обеда никто не предложит - и все старательно
хлебали щи, глотали комья каши с кусками сала, шмыгая и утираясь рукавами,
пили компот, ели хлеб, - впрочем, его ели мало, как всегда, после обеда
осталось три буханки, их порезали и сложили в деревянный ящик.
После обеда первые и вторые разошлись по двору, закурили, а третьи и
четвертые отправились мыть посуду - натирать скользкие крышки и котелки
мокрой глиной, песком, мылом. Они действовали проворно, чтобы успеть до
возвращения на стройку расслабиться и немного посидеть где-нибудь в тени.
Третьи, конечно, опередили четвертых, вымыли свою посуду и пошли и сели в
тени, раскинув ноги, надвинув панамы на глаза. Нет, все-таки неплохо живется
этим третьим. Хотя, разумеется, им далеко до вторых и первых. Но четвертым
еще дальше. Да и вряд ли вообще это может когда-то произойти - чтобы третьи
стали вторыми, а четвертые третьими, в это чудо трудно поверить. Нет,
четвертые вечно будут четвертыми и вечно будут мыть свою и чужую посуду,
заправлять свою и чужую постель, драить полы, убирать территорию, по ночам
стирать и подшивать свои и чужие подворотнички, чистить туалет, - всегда
будут в работе, в движении: будут шить, рыть, зарывать, месить, колоть,
таскать, подносить, уносить, грузить...
Помыв посуду, четвертые сидели в тени; одни сторожко дремали, другие
делали вид, что дремлют, - чтобы не встретиться ненароком со взглядом
первого или второго и не получить какое-нибудь задание.
Бесконечные равнины пыльно дышали на форпост, затягивали все дымкой.