"Алексей Ермолаев. Жареный лед " - читать интересную книгу автора

успокоившись, вернулся, то увидел, как Марья Николаевна перебирает карточки.
Мы принялись вместе вглядываться в них, молчаливо моля смерть о маленькой
уступке. Чтобы хоть с кусочков фотобумаги Вадик откликнулся на нашу скорбь.
Не знаю, как это случилось, но просьба дошла до грозного адресата.
Он вернулся, подал знак с одного из снимков. Вадим стоял, прислонившись
к стволу дремучей ели - такой живой, органично вписавшийся в природу,
греющий кожей щеки шершавую кору дерева.
Мне хорошо знакома история этого фото. Ведь рядышком, "за кадром",
сидели у костра Яцек Юргелевич, я и Наташа. Девушка, от рук которой всегда
пахло спелой вишней... Расскажу о ней, ибо вечер с матерью Вадима закончился
в молчании, и больше мы не встречались.

НАТАЛИ (ОТСТУПЛЕНИЕ)

Познакомились мы с ней при необычных обстоятельствах. Это случилось,
по-моему, так давно. В самый разгар моей маеты с кольцом. У меня появилась
идея показать антиквариат городскому ювелиру. Неофициально. И личину себе
придумал. Корреспондент районной газеты. Все играл в конспирацию. Поэтому
предстояло утрясти с моим бывшим завотделом и бывшим плотником Куркиным
кое-какие детали предстоящей операции. Ювелиры - народ недоверчивый, мог
последовать звонок в редакцию по поводу полномочий "литсотрудника"
Архангельского.
Я люблю возвращаться после долгой разлуки даже к тем людям, с которыми
меня мало что связывает. И не только к людям, но и к улицам, вещам,
настроению, времени. Наверное, тяга к воспоминаниям - штука чисто
возрастная. Только с каких лет это начинается? Один писатель сказал, что
юность не кончается в какой-то определенный день. Действительно, разве что
ненормальный станет утверждать: дескать, с такого-то часа он более не юнец,
а зрелый муж. Другое дело, промежуточные финиши. Как в велогонке. На
каждом - можно заработать очки на корысть своей мудрости. Она, и только
она - вечный миротворец, унимающий страх перед пролетающими месяцами.
Поистине, мудрость - религия безбожников. Тогда я спешил к очередному
финишу.
Куркин встретил меня приветливо. Я застал его за изложением очередной
байки. Редакционные дамы, потягивая сигареты, лениво внимали корявой речи.
Все было по-прежнему, будто я лишь вчера ушел отсюда, хлопнув в сердцах
дверью. Хотя, возможно, на картине, представшей передо мной, несколько
сгустился "слой пыли".
- Здорово, начальник, - в улыбке растекся, как поджаренный на масле
блин, Виктор Петрович, - молодцу, как говорится, и форма к лицу. Назад
пришел проситься? Хи-хи...
Беседа поначалу завязывалась туго. Еще входя в подъезд, я едва сдержал
волнение. Память заскрежетала, разматывая свои цепи. Что уж я мечтал
увидеть, непонятно. Слава Богу, вовремя понял: этим людям, как ни обидно
признавать, плевать на мое существование с самой высокой крыши. В голову
заползла тоскливая мысль: чего приперся к ним? Идея с поручением от газеты
уже представлялась надуманной и какой-то детской. Возникла неловкая
ситуация. Словоохотливость Куркина еще более обостряла ее. Мне говорить не
хотелось, а удалиться без объяснений мешали правила хорошего тона, которым,
по крайней мере перед этой публикой, не следовало изменять. Нас выручил