"Анни Эрно. Стыд [love]" - читать интересную книгу автора

конфирмации в 51-м году, а почему-то во время церемонии "обновления
обета", на которую меня нарядили так же, как и год назад.
На второй - маленькой и прямоугольной - фотокарточке я снята вместе с
отцом у стенки, украшенной кувшинами с цветами. Это было в Биаррице, в
конце августа 52-го года, скорее всего на берегу моря (которого здесь не
видно), во время нашей турпоездки в Лурд. Рост мой не больше метра
шестидесяти, так как моя голова лишь слегка возвышается над плечом отца, а
в нем был метр семьдесят три. За три месяца волосы у меня подросли и
образуют курчавую шапку, перевязанную лентой. Этот очень мутный снимок был
сделан старым квадратным фотоаппаратом, который родители выиграли на
ярмарке еще до войны. Лицо и очки вышли очень нечетко, видно только, что я
улыбаюсь. На мне белые юбка и блузка - униформа, оставшаяся после
праздника молодежи христианских школ. На плечи наброшен пиджачок. На этой
фотокарточке я кажусь тонкой и плоской - из-за юбки, облегающей бедра и
расширяющейся книзу. В этом наряде я похожа на маленькую женщину. На отце
темный пиджак и темный галстук, но светлые брюки и рубашка. Он натянуто
улыбается. Как всегда на фотографиях, лицо у него напряженное. Да и у меня
наверняка тоже, потому что мы оба знали, что - в отличие от прочих
туристов - только стараемся сойти за шикарных и беззаботных курортников.
На обеих фотографиях, даже улыбаясь, я не разжимаю рта из-за кривых и
плохих зубов.
Я всматриваюсь в эти фотографии до полного отупения, словно надеясь
перевоплотиться в девочку, преклонившую колени в фотоателье и стоящую
рядом с отцом в Биаррице. Но если бы я увидела эти фотографии впервые в
жизни, то никогда не узнала бы себя. (Уверена, что "это я", и не могу
узнать себя: "нет, это не я".).
Их разделяют всего три месяца. Первая датирована началом июня, вторая
- концом августа. Они слишком различны по качеству и формату, чтобы судить
по ним о переменах в моем лице и фигуре. И все же для меня это две
временные вехи - первая фотография, запечатлевшая меня в белоснежном
облачении после обряда причащения, знаменует прощание с детством, вторая -
начало той поры, когда я буду жить с постоянным чувством стыда. Быть
может, мне хочется выделить в тех летних месяцах какой-то конкретный
период, как это сделал бы историк, (Ведь говоря "в то лето" или "это было
в то лето, когда мне исполнилось двенадцать", я придаю сказанному
неоправданную романтичность, хотя то лето было ничуть не романтичнее
нынешнего, а я не думаю, что лето 95-го года заслужит когда-нибудь
подобного упоминания: "в то лето".).

***

От 52-го года у меня сохранились и другие вещицы: черно-белая
фотокарточка Елизаветы II. Мне подарила ее дочка гаврских друзей моих
родителей - она ездила с классом на коронацию. С самого начала на обороте
этой карточки была коричневатое пятнышко, которое вызывало у меня
брезгливость. Каждый раз, когда мне попадалась на глаза эта открытка, я
тут же вспоминала и пятнышко. Елизавета II снята в профиль, взгляд ее
устремлен вдаль, короткие черные волосы зачесаны назад, большой рот
благодаря темной помаде кажется еще крупнее. Левая рука поглаживает мех, в
правой - веер. Не помню, казалась она мне красивой или нет. Возможно, я