"Виктор Ерофеев. Розанов против Гоголя" - читать интересную книгу автораРозанова, то он в очередной раз ошибется. Розанов вовсе не мазохист и не
раскаявшийся грешник. Он снисходит до интимных признаний не с целью исповедального самораскрытия, а с тем, чтобы подорвать доверие к самой сути печатного слова. В конечном счете ему важны не изъяны писателя, а изъяны писательства. Есть в Розанове и лирическая струя, но она не находит самостоятельного выражения. Сентиментальный и мечтательный Розанов вдруг начинает говорить языком, занятым у ранних символистов. Преображение розановского слова совершается, как правило, в явной или тайной полемике. Генетически, в смысле формы, книги Розанова восходят, на мой взгляд, к "Дневнику писателя" Достоевского. Здесь та же жанровая и тематическая ч е р е с п о л о с и ц а, создающая, однако, как показал В. Шкловский в своей ранней брошюре о Розанове3, своеобразный эффект стилистического единства. Но в сравнении с "Дневником писателя" розановский "дневник" отмечен особой чертой. В его авторе "происходит разложение литературы". Розановское "я" не желает быть служителем мысли и образа, не желает приносить себя в жертву развиваемой идее. Розанов прислушивается к музыке мысли, музыке, сообщающей мысли характер художественного феномена. В результате успех выражения нередко идет в ущерб выражаемому. Розанов передает мимолетное настроение своего "я", как бы хватая мысль за хвост, стремясь до предела сократить расстояние между "я подумал" и "я записал". Однако в запечатлевании "я подумал" содержится такой безотчетный каприз, такая беспредельная ирония по отношению к фактам, что отделить розановскую склонность к солипсизму от склонности к эпатажу ("Какой вы хотели бы, чтобы вам поставили памятник? - Только один: показывающий зрителю кукиш") бывает порою невозможно. сознательно непоследователен и намеренно противоречит сам себе. Розанов -- художник мысли. Доказывать всякий раз его внутреннюю противоречивость столь же неплодотворно, сколь осуждать поэта за то, что после восторженного гимна любви он пишет стихотворение с нотками очевидного цинизма. Критика не раз упрекала Розанова в равнодушии или даже в нелюбви к истине. Это неточный упрек. Розанов писал на уровне "предпоследних слов", допускавших различное толкование, не потому, что был глух к "последним словам", а потому что сомневался в их абсолютности. Может быть, сомнение - это и есть глухота, но это уже область метафизики. Розанов близок подпольному герою Достоевского, мечтавшему об абсолюте, но не находившему его в реальности бытия. 1. ГОГОЛЬ И РОССИЯ "Выяснение Гоголя, суд над ним был его (Розанова. - В. Е.) личным вопросом, и оттого это единственная по силе и глубине критика"4. Это мнение В. Гиппиуса определяет экзистенциальные истоки розановского отношения к Гоголю, личностную вовлеченность Розанова в литературный конфликт и в какой-то степени объясняет пристрастность розановских оценок. Розанов буквально был б о л е н Гоголем, но в его воображении Гоголем б о л е л а вся Россия, так что исцеление, освобождение от Гоголя имело для Розанова не только личный, но и социальный смысл. Розанов считал Гоголя роковой, вредоносной для России фигурой. Какая идейная позиция определила подобный взгляд? Социальный аспект литературы - одна из магистральных тем розановского творчества. В этом он ученик шестидесятников. Именно шестидесятники научили Розанова понимать, какое серьезное воздействие |
|
|