"Виктор Ерофеев. Роскошь" - читать интересную книгу автора

- Напрасно вы это делаете, - сказал я. Он насторожился; скорее,
прислушался.
Все писатели страдают мнительностью - профессиональная болезнь.
- Почему?
- Определения убивают, - сказал я скорее французскую, чем славянскую
фразу.
Он понимающе кивнул головой. Чем больше я смотрел на него, тем больше
понимал, что Сербия относится к Европе, но стоило мне отвернутся от Павича,
как все преображалось, и в глазах начинал прыгать балканский фантом
Кустурицы. Скажу даже больше: здесь Кустурица отдыхает.
Белград обшарпан. Он обшарпан во всех мыслимых и немыслимых местах. На
обшарпанных заборах написаны ругательства, которые поймет каждый русский,
даже если он и не знает о существовании сербского языка. Обшарпаны такси с
дверями, которые открываются и закрываются совершенно по-русски. Обшарпаны
куртки и зонтики.
- Ты где купила эти клетчатые штаны? - с живым интересом спросил мой
сопровождающий мою другую переводчицу.
- Мне знакомая прислала из Германии.
Как это близко. У нас так вчера или, может быть, завтра, у них -
сегодня.
В гостиницах, представляющих собой руины социалистической "веселенькой"
архитектуры, обшарпаны кровати, матрацы, лампы, коридоры, завтраки, полы и
вечно курящие вонючие сигареты служащие. Тот самый Белград, который вставал
в воображении советской либеральной интеллигенции свободным городом, похож
на куклу с оторванной головой. Все началось еще в Шереметьеве, когда я
увидел очередь в югославский самолет. Это были мешочники, как у Бабеля. В
самолете все сидели на тюках. Колени держали на уровне зубов. Как только
самолет приземлился, все вскочили и стали вытаскивать с полок пакеты и
сумки, перевязанные веревками. Есть только две страны в мире, где
стюардессам не удается победить этот "посадочный" вещевой бунт пассажиров -
мы и они, родные души. Если Чечня от нас уйдет, ничего, позовем Сербию к
себе в состав. По крайней мере, они нас любят.
- Не знаю, сможет ли вас принять директор нашего издательства, -
сказала мне переводчица (в клетчатых штанах) еще на аэродроме. - Он очень
занят. Но обещал принять на полчаса. Он - президент союза всех сербских
издателей. А вы сами понимаете: книжная ярмарка.
"Понимаете"? Я снова почувствовал родное: понимаешь-понимаешь.
Вечером выяснилось, что моя книга, ради которой я и приехал, еще в
типографии, и непонятно, когда будет готова. Можно было сразу улететь в
Москву, но я вместо скандала решил поужинать. Я ужинал, среди прочих, в
компании того самого Мики, технического редактора, который все еще не
напечатал мою книгу. Он с самого начал был пьяный, но за ужином сначала
протрезвел, а потом быстро напился и запел какие-то сербские песни, положив
голову на стол. Другие деятели издательства не обращали на него внимания.
Они сами пили немало и чем больше пили, тем больше интересовались нашей
официанткой, которую нежно называли "душкой" и хватали за талию, как русские
командировочные. В разгар хватания официантки за талию пришел директор. Он
был очень пьяный, мы обнялись, как родные, и уже через пять минут говорили о
вечном. Мы говорили о том, что лучше, водка или сливовица. Речь зашла о
карамазовских вопросах. Директор, выпивая вино, пиво и сливовицу сначала