"Венедикт Ерофеев. Василий Розанов глазами эксцентрика" - читать интересную книгу автора

тайных пафосах еврея и половых загадках Гоголя и Бог весть еще о чем.
Баламут с тончайшим сердцем, ипохондрик, мизантроп, грубиян, весь
сотворенный из нервов без примесей, он заводил пасквильности, чуть речь
заходила о том, перед чем мы привыкли благоговеть, и раздавал панегирики
всем, над кем мы глумимся, - все это с идеальной систематичностью мышления
и полным отсутствием системности в изложении, с озлобленной
сосредоточенностью, с нежностью, настоянной на черной желчи, и с
"метафизическим цинизмом".
Не зная, что еще высказать, чем выказать свои восторги (не восклицать
же снова: "О, шельма!"), я пересел на стул, предоставив ему свалиться на
мое канапе. И в три тысячи слов рассказал ему о том, чего он знать не мог:
о Днепрогэсе и Риббентропе, Освенциме и Осоавиахиме, об истреблении
инфантов в Екатеринбурге, об упорствующих и обновленцах (тут он попросил
подробнее, но я подробнее не знал), о Павлике Морозове и о зарезавшем его
кулаке Данилке.
Это его раздавило, он почернел и опустился. И только потом опять
заговорил: об искривлении путей человеческих, о своем грехе против
человека, но не против Бога и Церкви, о Гефсиманском поте и врожденной
вине.
А я ему - тоже о врожденной вине и посмертных реабилитациях, о Пекине и
Кизлярских пастбищах, о Таймыре и Нюрнберге, об отсутствии всех гарантий и
всех смыслов.
- Когда израильтяне ездили на юг, к измаильтянам, они все, что имели,
меняли на бальзамические смолы. А мы - что мы обменяем на бальзамические
смолы, если поедем на юг, к измаильтянам? Клятва, гарантия, порука, залог
- что найти взамен всему этому? Чем клясться, за кого поручиться и где
хоть один залог? Вот даже старый Лаван, изверившийся во всем, клялся
дочерьми, не зная, что еще можно избрать предметом. А есть ли у
кого-нибудь из нас, во всей России, хоть одна дочь, а если есть, сможем ли
мы поклясться дочерьми?..
Любивший дочерей мой собеседник высморкался и сказал: "Изрядно".

6

И тут меня прорвало целым шквалом черных и дураковатых фраз:
- Все переменилось у нас, ото "всего" не осталось ни слова, ни вздоха.
Все балаганные паяцы, мистики, горлопаны, фокусники, невротики, звездочеты
- все как-то поразбежались по заграницам, еще до твоей кончины. Или, уже
после твоей кончины, у себя дома в России поперемерли-поперевешались. И,
наверное, слава Богу, остались только простые, честные и работящие. Говна
нет, и не пахнет им, остались только брильянты и изумруды. Я один только -
пахну... Ну, еще несколько отщепенцев - пахнут...
Мы живем скоротечно и глупо, они живут долго и умно. Не успев родиться,
мы уже подыхаем. А они, мерзавцы, долголетни и пребудут вовеки. Жид
почему-то вечен. Кащей почему-то бессмертен. Всякая их идея - непреходяща,
им должно расти, а нам - умаляться. Прометей не для нас, паразитов, украл
огонь с Олимпа, он украл огонь для них, мерзавцев.
- О, не продолжай, - сказал мне на это Розанов, - и перестань говорить
околесицу...
- Если я замолчу и перестану нести околесицу, - отвечал я, - тогда