"Венедикт Ерофеев. Василий Розанов глазами эксцентрика" - читать интересную книгу автора

заговорят камни. И начнут говорить околесицу. Да.
Я высморкался и продолжал:
- Они в полном неведении. "Чудовищное неведение Эдипа", только совсем
наоборот. Эдип прирезал отца и женился на матери по неведению, он не знал,
что это его отец и его мать, он не стал бы этого делать, если бы знал. А у
них - нет, у них не так. Они женятся на матерях и режут отцов, не ведая,
что это, по меньшей мере, некрасиво. И знал бы ты, какие они все крепыши,
теперешние русские. Никто в России не боится щекотки, я один только во
всей России хохочу, когда меня щекочут. Я сам щекотал троих девок и с
десяток мужиков - никто не отозвался ни ужимкой, ни смехом. Я ребром
ладони лупил им всем под коленку - никаких сухожильных рефлексов. Зрачки
на свет, правда, реагируют, но слабо. Ни у кого нет ни одного камня в
почках, никакой дрожи в членах, ни истомы в сердце, ни белка в моче. Из
всех людей моего поколения одного только меня не взяли в Красную Армию, и
то только потому, что у меня изжога и на спине два пупырышка...
("Хо-хо! - сказал собеседник. - Отменно".)
И вот меня терзает эта контрастность между ними и мною. "Прирожденные
идиоты плачут, - говорил Дарвин, - но кретины никогда не проливают слез".
Значит - они кретины, а я - прирожденный идиот. Вернее, нет, мы разнимся,
как слеза идиота от улыбки кретина, как понос от запора; как моя легкая
придурь от глубокой припизднутости (сто тысяч извинений). Они лишили меня
вдоха и выдоха, страхи обложили мою душу со всех сторон, я ничего от них
не жду, вернее, опять же нет, я жду от них сказочных зверств и
несказанного хамства, это будет вот-вот, с востока это начнется или с
запада, но это будет вот-вот. И когда начнется - я уйду, сразу и без
раздумий уйду, у меня есть опыт в этом, и у меня под рукой яд,
благодарение Богу. -Уйду, чтобы не видеть безумия сынов человеческих...
Все это проговорил я, давясь от слез. А проговорив, откинулся на спинку
стула, заморгал и затрясся. Собеседник мой наблюдал за мной с минуту, а
потом сказал:

7

- Не терзайся, приятель, зачем терзаться? Перестань трястись,
импульсивный ты человек! У самого у тебя каждый день штук тридцать вольных
грехов и штук сто тридцать невольных, позаботься сначала о них. Тебе ли
сетовать на грехи мира и отягчать себя ими? Прежде займись своими
собственными. Во всеобщем "безумии сынов человеческих" есть место и для
твоей (как ты сладостно выразился) припизднутости.
"Мир вечно тревожен и тем живет". И даже напротив того: "Мы часто
бываем неправдивы, чтобы не причинять друг другу излишней боли". Он же
постоянно правдив. Благо тебе, если увидишь его и прибегнешь. Путь к
почитанию Креста, по существу, только начинается. Вот: много ли ты прожил,
приятель? - совсем ничтожный срок, а ведь со времени Распятия прошло всего
шестьдесят таких промежутков. Все было недавно. "И оставь свои
выспренности", все еще только начинается. Пусть говорят, что дом
молитвы, обращенный в вертеп разбойников, не сделаешь снова домом молитвы.
"Но нежная идея переживает железные идеи. Порвутся рельсы. Сломаются
машины. А что человеку плачется при одной угрозе вечной разлуки - это
никогда не порвется и не истощится". "Следует бросить железо - оно