"Сильвия Эштон-Уорнер. Времена года " - читать интересную книгу автора

Полстаканчика бренди все-таки дают себя знать, и вот я уже закована в
непроницаемую броню. Я прохожу через сад и иду то тропинке, напевая какую-то
невинную песенку.
Но когда я пересекаю огороженное пастбище, которое лежит между моим
старым причудливым домом и школой, и подхожу к таллипотовым пальмам на
границе наших владений, когда я вижу сборный домик, где учу детей, меня
останавливает нечто более могущественное, чем новая жизнь в моем саду.
Тяжелые руки опускаются на мои плечи, и когтистые пальцы впиваются в горло.
А я надеялась забыть о Винe. Надеялась, что мы расстались навсегда, а Вина,
оказывается, просто пережидала зиму. О коварство весны! Неужели все и вся
оживает весной?
Песенка обрывается. Шаги тоже. Я прячусь за деревьями, как мои
пятилетние новички. Если бы я с самого начала слушалась инспекторов, если бы
просто делала то, что они хотят, когда они хотят и как они хотят! Если бы я
завоевала репутацию хорошей учительницы, послушной, исполнительной
учительницы! Если бы у меня хватило ума не отступать ни на шаг от
затасканных истин, знакомых с юности! Но нет, я всегда шла наперекор.
Впрочем, наверное, еще не поздно. Конечно, я наделала кучу ошибок, ну
что ж, на этом фундаменте тоже можно строить. Все инспектора - прекрасные
люди, это очевидно, нужно только найти с ними общий язык. Что может быть
легче, что может быть плодотворнее? Со временем моя запоздавшая
переаттестация все-таки состоится и я докажу, что могу приносить пользу
Министерству просвещения. Тогда рука Вины перестанет душить меня, и я
наконец не буду ничем отличаться от остальных людей. Как хорошо, что у меня
столько возможностей! Весной все рождается заново: цветы, Вина, любовь.
Почему моя работа должна быть исключением? Прилив храбрости, вызванный не
только новыми планами, помогает мне сделать несколько шагов.
...или попытаться сделать несколько шагов, обходя стайки малышей, их
расспросы и приветствия.

- Мисс Воронтозов, - спрашивает Мохи, - сколько тебе годов?

Я уже понимаю, что мне вряд ли понравится юный стажер Веркоу,
присланный к нам на временную работу сразу после краткосрочных курсов, где
учителей готовят по сокращенной программе, чтобы как-то справиться с
нехваткой преподавателей, которая выросла вдвое за годы войны. Его, конечно,
никогда бы не приняли на курсы, если бы не бедственное положение с
учителями. Откуда он вообще взялся? На какой неведомой ниве жизни взросла
эта странная смесь утонченности и вульгарности, присущая его речи? Чем его
привлекли дети? Почему он не женат, хотя женщин после войны больше чем
достаточно? Почему при такой внешности он не красуется в первом ряду
хористов где-нибудь на нью-йоркской сцене? Несмотря на молодость, он уже
вполне мог попробовать себя на разных поприщах и потерпеть поражение. И
все-таки, когда я выхожу из-за деревьев на полпути между домом и школой и
вижу, как он растерянно стоит у ступенек большой школы, а солнечные лучи
играют у него в волосах, подчеркивая хрестоматийную красоту его лица, он
возбуждает во мне не только неприязнь, которую я обычно испытываю к
холостякам. Меня трогает его молодость, его чуждость миру, в котором он
оказался.
Я иду по заиндевевшей траве к сборному домику, где занимаюсь с