"Сергей Есин. Марбург " - читать интересную книгу автора

Я делаю несколько длинных и энергичных выдохов. Если удастся откашляться и
выйдет немного мокроты, освобождая бронхи и трахеи, это еще лучше. Мокрота
выходит обычно короткими прозрачными змейками, так как застоялась внутри
легкого. Операция эта не очень приятная, а когда случаются обострения, и
мучительная. Для мокроты под подушкой с вечера припасена салфетка. На
мгновение, после этих энергичных выдохов, наступает расслабленность, теперь
самое время, напрягая, как оперный певец диафрагму, выдавить из легких весь
воздух, поднести респиратор ко рту, крепко губами обхватить горлышко прибора
и резко и отчаянно вдохнуть в себя воздух. В этот момент я отчетливо
представляю себе, как крупин-ки лекарства несутся через горло и бронхи в
темноте и опадают в изъязвленные и омертвевшие районы легких. Здесь
постепенно начинается реакция, крупинки как бы кипят, раздражают вялые
клетки, те начинают мерцать, дергаться, тонкие ворсинки прогонять воздух и
распрямляться. Это идет подготовка для следующего мероприятия, для другой
порции лекарства, которая должна проникнуть еще дальше и глубже. Но это чуть
позже, минут через двадцать, именно столько времени пройдет раскисление,
чтобы достигнуть максимума эффективности.
Собака трется у моих ног. Я нагибаюсь, глажу ее по теплой мощной шее,
она трясет головой, при этом громко хлопают о щеки крупные уши. Полотенцем я
вытираю у собаки глаза от слизи, которая накопилась в уголках, ближе к носу,
вытираю руку о шерсть. Собака в пол-ной уверенности, что она окончательно
меня подняла, как бы "закрутила" день и теперь я послушно буду делать то,
что мне и положено.
Для собаки главное погулять и чтобы потом её покормили. Теперь она
спокойна. Она отправляется в конец коридора к входной двери и ложится
поперек. В коридоре, на тумбе возле телефона горит настольная лампа. На
всякий случай лампа горит вою ночь. Я включаю в коридоре верхний свет.
Вдоль всего коридора шесть метров книжных, закрытых стеклянными
панелями стеллажей. Книг в доме много. Я стараюсь их не покупать, но они
каким-то образом, каждый день новые, проникают в дом. Книги торжественно
сверкают своими корешками. Я стараюсь не глядеть в их сторону. Большинство
из них я так никогда до смерти и не прочту. Моя задача прожить дольше
Саломеи. Я ведь привык к трудностям, у меня крестьянская закваска, а ей
одной не справиться.
Дверь в ее комнату отворена. Внутри, как в колодце, темно и страшно,
чуть посверкивает лакированный бок пианино, светом из коридора чуть
подсвечен краешек ковра. Её кровать стоит за книжным шкафом,
перегораживающим комнату поперек. У нее все свое: любимые свои книги,
телевизионные кассеты с любимыми фильмами. Она живет почти в виртуальном
мире, и я иногда ей завидую. Я не вхожу в комнату, а поворачиваю в другой,
короткий коридор и мимо: с одной стороны дверь в туалет и уборную, а с
другой огромный встроенный шкаф с одеждой - прохожу на кухню. В квартире
слишком много вещей - одежды, книг, посуды, мебели.
Я зажигаю верхний свет. Жужжат, помаргивая зелеными огоньками, два
белых чудовища - один холодильник, новый, импортный, и старый, еще
советский, но работающий довольно надежно, морозильник. Еще один большой
холодильник стоит в комнате у Саломеи. На кухне есть также посудомоечная
машина, которой пользуются, когда два или три раза в году бывают гости и
когда на месяц, летом, отключают горячую воду. Посуду мою я сам или иногда,
когда приходит гулять с собакой вечером, аспирант Толик. Иногда днем, когда