"Сергей Есин. Марбург " - читать интересную книгу автора

земли лежащую... Не указывает ли здесь сама натура, уверяя о силах, в
наружности? Не говорит ли она, что равнина, по которой ныне люди ездят,
обращаются, ставят деревни и городы, в древние времена было дно морское,
хотя теперь отстоит от него около трехсот верст и отделяется от него
Гарцскими и другими горами?"
Как же тогда за обедом я напрягся, чтобы вспомнить эту цитату. Какое
благо, что своевременно издали труды нашего гениального академика. "Один
смотрел в себя, другой видел окрестности". Цитату надо обязательно
использовать на лекции. И, наверное, всю лекцию надо построить на довольно
близко лежащем сравнении двух юностей и двух результатов. У одного - звание
академика, мировые открытия и репутация реформатора русского языка и
стихосложения, у другого - Нобелевская премия по литературе за стихи и
весьма средний роман. Один начал, другой продолжил.
Стоит ли в любом сочинении противопоставлять кого-нибудь друг другу?
Писатель пишет лишь то, что может. Вряд ли он бывает озабочен формулой,
которую приляпает к его произведению критик. Формула - только формула.
Конечно, людям без сердца она позволяет предполагать, что они всё знают об
этом сочинении, но она же, как темные очки, не дает возможность разглядеть
мир в истинных красках...
Однако садовая дорожка, идущая вдоль улицы Святой Елизаветы, давно уже
свернула налево. Скала с огромным замком наверху развернулась на девяносто
градусов. Со стороны реки, наверное в лучах свежего солнца, он выглядит
красноватым кораблем, плывущим среди облаков, отсюда же, из старого
ботанического сада, этого великолепия не видно. Теперь я, как муха в
глубокой тарелке, - обзор только в одну сторону. Справа старая кирпичная
стена пивного завода, слева лужок, еще мокрый от росы. Почти в центре лужка
стоит на одной ноге одинокая цапля, уставившись во что-то неподвижным
взглядом. А впереди по ходу движения, из-за деревьев, - новые корпуса
университета и высокий современный шпиль над зданием, призрачная стилизация
под готику. Университет и парк отделяются друг от друга протокой реки с
прочным мостиком.
Еще десять минут пути, и я окажусь в своей гостинице. Там - растворимый
кофе, для которого я сам вскипячу воду в чайнике "тефаль" и, собственно
говоря, штурмовая атака по поводу расположения материала для лекции.
Утренние часы самые плодотворные, утренняя пробежка или прогулка создает
определенный ритм мыслям: идеи, слова, фразы цепляются друг за друга,
образы, воспоминания и картины, будто кто-то запустил специальный
диапроектор, с определенной скоростью сменяются в сознании.
Шпили и белые современные корпуса - это новое здание университета.
Ломоносов и Пастернак слушали свои лекции в другом здании. И на другом
здании висит чугунная доска с годами жизни, годами учебы и знаменитым
ломоносовским девизом: "Всегда исследуйте всечасно..." Интересно, повинуясь
длительному размышлению или собственно немецкой интуиции, здешние ученые
(читай - все та же Барбара!) так точно определили место обоих русских поэтов
в русской и своей жизни: мемориальная доска Ломоносова висит на старинном
здании бывшего доминиканского аббатства, превращенного маркграфом Филиппом в
первый в Германии протестантский университет, а мемориальная доска
нобелевскому лауреату - на окраинном доме с видом на гору Гиссель, за рекой,
за мостом, где он снимал комнату у фрау Орт. В принципе ничего в жизни
произвольно срежиссировать нельзя; каким-то образом, иногда даже посмертно,