"Андрей Евпланов. Чужаки " - читать интересную книгу автора

цветастом платке, вроде бы цыганка. А из кузова, из-под груды всякого хлама,
с любопытством глядели на нас две пары шустрых карих глаз.
Увязая в колдобинах, с грохотом и скрежетом перегруженная полуторка
взбиралась на бугор. И казалось, что все ее части едут самостоятельно, может
быть даже не в одну и ту же сторону.
Дело было под праздник, и кое-кто в деревне уже успел хлебнуть
хмельного, а у других к этому шло. Но многие все же вышли на крыльцо, чтобы
посмотреть, в чем дело.
Нельзя сказать, чтобы они нам понравились - эта женщина и ее дети. То
есть дети есть дети, и грех их судить, а женщина, пожалуй, была слишком
смуглой, чтобы понравиться белобрысым и белоглазым синюхинцам.
Итак, в отдельности Барсук и его жена не были поняты и приняты. Но то,
что чужой оказался женатым, и то, что у него были дети, как у всех, хоть и
чернявые, вроде бы нас с ним примиряло. Однако он сам оттолкнул нашу руку.
Уже на следующий день, стоя в очереди за хлебом, Зинка Самохина,
рассказала, как ходила проведать новоселов.
- По-соседски, - жалостливым голосом пела Зинка.- Спросить, может, надо
чего...
- Ну, а они что? - нетерпеливо спрашивали в очереди.
- Захожу, а они как раз снидать сели... На столе картошка в мундирах,
банка килек и поллитровка... "Здорово,- говорю,- соседи! С праздником. Вот
зашла спросить, не надо ли чего". А она, эта непромытая, кудлы распустила,
что есть ведьма, и говорит: "Ничего не надо, красивая, для себя береги".
Сказала и молчит. А ребятенок ихний схватил со стола картошку и мне
протягивает.
- Ах ты господи...- вздыхали в очереди. - Что ж ты?
- А ничего, повернулась да ушла. Больно нужна мне их ржавая селедка. У
меня, если хотите знать, у зятя брат в области рыбным магазином заведует...
У Самохиной было сто правд на любой случай, и все хорошо знали ее
слабость. Но эту правду люди выбрали сами, потому что она их вполне
устраивала. Теперь они знали, что чернявая стерва, и поставили ее раз и
навсегда на полку, где у них стояли стервы. Однако вряд ли кто тогда
догадывался, насколько она стерва. Это стало известно только после случая с
Василием Гущиным.
Как-то Василий заглянул в контору, когда там никого не было, кроме этой
чернявой. Она устроилась в контору уборщицей и каждый день утром и вечером
мела там, а иногда и мыла. Так вот она как раз мыла полы, когда подгулявший
Гущин забрел в контору на огонек.
Он стоял и смотрел, как она елозит по полу, подоткнув для удобства
юбку. А она хоть бы что. Не выматерилась, не замахнулась тряпкой, не погнала
его прочь, а продолжала мыть пол, как будто и не было мужчины в дверях. И
кто знает, чем бы все это кончилось, если бы та же Зинка, которая как раз
проходила мимо конторы, не заглянула в окно и не увела Гущина домой
отсыпаться.
Случай этот, само собой, не вызвал восторга у наших жен. И если сюда
добавить то, что быстроглазые близнецы оказались сорви-головы и смогли
окоротить деревенских забияк, правда при помощи камней, то положение чужаков
казалось отчаянным. Но это было все-таки не совсем так, потому что деревня
жила сама по себе, а чужаки сами по себе. Их могли не любить, осуждать
каждый их шаг, но всерьез никому до них дела не было, потому что и все мы