"Авраам Иехошуа. Нескончаемое безмолвие поэта (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Они садятся, развалясь, на стулья в соседнем кафе. Большинство пь-
яны. Мой сын съеживается на стуле в уголке. У них там какой-то спор. Я
не могу оторвать от него взгляда. Кто-то из компании встает, вынимает
из кармана клочок бумаги и начинает читать стихи. Никто, кроме моего
сына, его не слушает. Чтец оглядывает присутствующих, его глаза оста-
навливаются на буйной головушке моего сына. Кто-то смеется. Кто-то
склоняется к парню, гладит его по щекам...
Уверен: никто из них не знает ни имени парня, ни имени его отца.
Через несколько минут я встаю, беру свою трость и отправляюсь к мо-
рю глядеть на темные волны. Оттуда домой. Растягиваюсь на диване, беру
газету за пятницу, проглядываю литературное приложение. Прочитываю од-
ну-другую стихотворную строчку, абзац какого-то рассказа. Все, хватит!
Литература нагоняет на меня чудовищную скуку. Я засыпаю прямо так, в
одежде. Мне снится, что меня везут на операцию. Дают наркоз и режут,
совершенно безболезненно. Будят, снова дают наркоз, снова режут мою
безмолвную плоть. Наконец, я понимаю - это резкий свет бьет мне в ли-
цо.
Я встаю, дрожа от холода, одежда моя измята. На улице капает дож-
дик. Я иду на кухню, ставлю чайник на огонь, жду, пока закипит вода.
Вокруг меня - груды немытой посуды.
Огромный старинный легковой автомобиль с погасшими фарами удиви-
тельно медленно ползет по нашей узкой улочке. Тащится по ней, как по-
ливальная машина. Наконец тормозит со скрипом возле нашего дома, под
фонарем. Раздаются вопли, визг. Долгая возня. Дверца отворяется, и
кто-то вываливается из машины, бледный, растерянный. Это мой сын.
Вслед за ним еще кто-то в стельку пьяный, пошатывается, еле передвига-
ет ноги. Подходит к нему, хватает его за руку и трясет ее в приливе
дружеских чувств. Затем втискивается обратно в машину.
Опять визг, вопли. И долгая пауза. Наконец, старая развалина, похо-
жая на черную черепаху, с тяжким вздохом трогается с места и все так
же медленно, с потушенными фарами ползет назад, покидает нашу улицу в
том же направлении, откуда и приехала.
Мой сын стоит под фонарем. Там, где его высадили. Долго он стоит
так, не шевелясь, слегка наклонившись вперед. Вдруг он склоняется низ-
ко к земле: его рвет, выворачивает наизнанку. Он вытирает рот ладонью
и направляется к дому. Проходит мимо кухни, не замечая меня. Заходит в
свою комнату и запирается изнутри. Алкогольные пары витают в коридоре.
Зима. Эта низменность, как только ее коснутся дожди, сразу же прев-
ращается в болото.
Старикашка-поэт, подслеповатый, беспрестанно публикующий свои бес-
помощные, наивные вирши, заискивающий перед молодыми поэтами, встреча-
ет меня на улице, хватает под руку, прохаживается со мной взад-вперед
под серыми небесами, по мокрым улицам. Наконец, с таинственным видом
сообщает: встретил моего сына в компании молодых литераторов. "Превос-
ходный юноша. Он тоже пишет?"
Слухи доходят до меня отовсюду. Кто-то говорит, что над ним издева-
ются. Кто-то утверждает, что эти недоделанные создания находят в нем
душевное успокоение. Еще бы, такого косноязычного тупицу не часто
встретишь. Пока что он стал телохранителем одного молодого поэта и
мальчиком на побегушках у редактора какого-то журнала.