"Александр Александрович Фадеев. Последний из удэге (Роман)" - читать интересную книгу автора

в ватных шароварах, распахнутом на груди овчинном полушубке, шапке с
раскинутыми ушами, - она сползла ему на затылок, виден был сальный низкий
лоб человека, темный волос его головы.
Он держал обеими руками громадный радужный ломоть сотового меда и жадно
кусал его, он жевал и глотал его вместе с воском, все его мясистое лицо,
сплошь поросшее темным редким, недлинным волосом, было в меду. Сладчайший
мед был на ресницах его маленьких, бессмысленно-хитрых глазок, мед, как
смола, катился по его грязным огрубелым пальцам, мед - пахучие, дымящиеся
хлопья меда! - капал на шерсть его полушубка, на головы несших его людей. И
весь он - со своей неуклюжей округлой ухваткой, бессмысленно-хитрым,
счастливым выражением своего заросшего темным волосом лица - походил на
опьяневшего от меда, пресыщенного медвежонка, на счастливого и глупого
медвежьего пестуна.
Его со всех сторон облепили люди в ичигах, армяках, мятых футрованках,
солдатских фуфайках, гимнастерках, опоясанных патронташами, - они хватали
его за полы полушубка, толкали в зад, бросали вверх шапки, некоторые
забегали вперед и с лицемерным раболепием кланялись ему, сопровождая поклоны
неприличными жестами.
- Федор Евсеич!.. Бусыря!.. Что будет угодно вашей милости?.. Вы-ста да
мы-ста, Федор Евсеич!.. - кричали они и скалили зубы, и дружный рев
сопутствовал каждому их движению.
Они откровенно издевались над ним, но он, как видно, не понимал этого,
важно и глупо улыбался, иногда у него появлялись потуги даже на некоторую
лихость: он делал рукой привольно-неуклюжий жест и, истекая медом, хрипло
мычал:
- О-о, знай наших!.. О-о, здорово!..
Дочь старовера, выбежавшая все-таки из омшаника, прыскала в угол
платочка; Мартемьянов, дрожа всем телом, мелко смеялся и кашлял, отирая
слезы; Кудрявый, в нахлобученной на уши барсучьей папахе, грустно улыбался;
Гладких спокойно выжидал, - его орлиные глаза мужественно и весело блестели;
Сережа не смеялся только потому, что озабочен был присутствием Казанка.
- Ну, будет, - спокойно сказал Гладких. - Будет, будет! - повторил он
насмешливо и грозно.
Он шагнул к Бусыре, с силой выбил у него мед из рук ударом тыльной
стороны ладони и, схватив его за отвороты полушубка, стащил на землю. Люди,
несшие Бусырю, попадали вслед за ним.
- Куча мала! - взвизгнул знакомый уже, истошный, пискливый голос; груда
здоровых, жарких, пахнущих потом тел закопошилась на земле.
- Таких правов теперь нету - драться... - обиженно сказал Бусыря,
потирая зашибленную руку.
- Я тебе покажу права!.. - Гладких свирепо замахнулся на него.
- Брось, зачем ты это? - недовольно вмешался Кудрявый, взяв его за
плечо.
Гладких опустил руку.
- Я же нарочно, вот чахотка!
"Все-таки он слушается его", - мельком подумал Сережа.
В это время Казанок, с криком тянувший Бусырю за полу, узнал Сережу и,
сделав ему знак рукой, пошел прямо к нему своей мелкой небрежной походочкой
вразвалку.
- Здравсьтвуй, баринок! - сказал он, неуловимо, по-детски смягчая