"Александр Александрович Фадеев. Последний из удэге (Роман)" - читать интересную книгу автора

косой глаза у люди - это все равно собака...
В этом месте Сарл, довольно сносно говоривший по-русски, сопровождавший
свою речь энергичными жестами и неуловимой, почти калейдоскопической
мимикой, внезапно остановился, дернул щекой, и прежняя самолюбивая складка -
только еще опасней и тверже - обозначилась в углах его губ.
- Ну; ладно, - со вздохом продолжал он. - Я приходи в Шимынь, смотри -
там красный. Тебе Гладких помнишь?
- Он там? - с живостью спросил Мартемьянов.
- Ай-э, какой смелый люди! Его меня разведка посылай, я ходи... Потом
много-много партизанка ходи, пушка стреляй, белый - на парохода: домой
подался. Сейчас, однако, печка сиди, лапти суши, - пошутил Сарл. - Маленько
я задержись, ну, ничего: праздник попадем... Ай-э, ходи нам праздник,
Филипп! Я буду радый, Янсели, жена моя, радый, сынка мой радый. Масенда
радый - все радый буду...
- Масенда!.. - воскликнул Мартемьянов. - Как он, все не стареет?..
- У-у!.. Масенда - все равно кедр: долго-долго живи. Сейчас, однако,
охота пошел...
- Ну, вот что, - решительно сказал Мартемьянов, - стоять тут нам
некогда, всего не переговоришь. Ежели управимся, придем к вам на праздник. А
ежели в крайности не управимся, зайдем все равно насчет съезда. Жди. А
пока... - И Мартемьянов широким радушным жестом протянул ему свою круглую
ладонь.
Сарл схватил ее обеими руками и крепко, несколько церемонно потряс ее.
Потом, улыбнувшись и весело подмигнув Сереже, он быстрым сильным движением,
неожиданным в его маленьком гибком теле, подхватил свою кладь и крякнул.
- Прощай, старшинка! - крикнул он, обернувшись. - Я тебя ожидай в
Инзалаза-гбу... - И скрылся за поворотом.
- Вот они, дела-то какие... - сказал Мартемьянов, возбужденно глянув на
Сережу, все еще смотревшего вслед Сарлу с счастливой улыбкой, и грустно
вздохнул. - Пойдем, брат...


III

Под самой Ольгой, возле листвяного шалаша, еще не успевшего высохнуть,
их грубо остановил патруль. Мартемьянов, отвыкший от такого обращения, важно
назвал свою фамилию, но этим только вконец разобидел караульного начальника.
Пока он искал свое удостоверение, караульный начальник, чопорный, глупый
старикашка, весь перетянутый желтыми ремешками и сильно гордившийся этим,
успел так много надерзить ему, что, когда выяснилась высокая должность
Мартемьянова, отступать уж было некуда. И караульный начальник вынужден был
сердито прокричать, что ольгинский штаб помешается в бывшей гиммеровской
конторе, на Набережной улице.
- Бывают же люди, - добродушно усмехнулся Мартемьянов и покрутил
головой.
Когда они выходили на набережную, сзади кто-то крикнул:
- Э-э... обождите!..
Они оглянулись. Вслед им, сильно прихрамывая, бежал худой, но складный,
несмотря даже на хромоту, партизан в матросских рыжих сапогах, рваной
застегнутой на один крюк шинели внакидку и смятой шапке-футрованке, из-под