"Александр Александрович Фадеев. Один в чаще" - читать интересную книгу автора

сквозь смутную тоску одиночества, крылато и бурно, как вспуганная птица,
полыхала необъятная радость, радость здорового, оставшегося в живых тела. Он
вытянул вперед руку, с силой напружил мышцы и с какой-то детской радостью
подумал: "А ведь я чертовски здоров!.." Было так приятно сознавать это, что
он даже удивился, как не замечал раньше. Ему стало смешно и даже обидно, что
у него в тридцать лет седые волосы и его зовут "Стариком". "А ведь как
бежал... бежал-то как?.. Ах, дья-а-вол!.." Он засмеялся с мальчишеским
задором, наслаждаясь, как ребенок, сознанием своей силы. Несколько раз
сгибал и выпрямлял ногу. Она ныла слегка после чрезмерной работы. Где-то у
таза играл твердый, мускулистый шарик, сквозь кожаную штанину проступали
мышцы, упругие и крепкие, как корни. Положительно, он никогда не замечал
этого раньше! Он действительно переродился наново.
Старику не хотелось уходить, солнце пригрело его, он готов был весь
день провести на этой прогалине. Лежа на спине с закрытыми глазами, нарочно
отгонял мысли о будущем и думал о том, как это хорошо, что он все-таки
остался жив, какая хорошая и приветливая попалась ему прогалина и как
хорошо, светло и чудесно кругом, несмотря на осень. Он думал также, что если
бы раньше в каждый час своей жизни он испытывал то необыкновенное радостное
чувство, которое владело им на этой прогалине, то его работа и вся его
жизнь, и без того казавшаяся неплохой, были бы еще интересней и
привлекательней.
Наконец он заставил себя подняться. Тщательно подвел итоги имуществу:
провизии нет, теплой одежды нет, шапку потерял... спички?.. Испуганно
схватился за карман. Здесь! Достал коробку и бережно пересчитал: семнадцать
штук. При внимательном отношении хватит дней на восемь.
Вскинул винчестер за плечо, постоял несколько секунд, прислушиваясь к
себе и вокруг, и, бодро насвистывая, зашагал книзу.


2

Утреннее, нарочито веселое настроение долго не покидало Старика в пути.
Непролазно-цепкий кустарник загораживал ему дорогу, но он уверенно раздвигал
его крепкими руками и неутомимо шел вперед. Ноги упруго тонули в мягком
настиле опавших листьев, каждый шаг отдавался во всем теле хмельным и
радостным зудом. И мысли Старика были необычайно просты и примитивны -
исключительно практические мысли о том, как лучше пройти. То он пролезал,
согнувшись, под поваленным деревом и думал: "Вот отогну еще эту веточку, а
потом шмыгну вправо - там меньше кустов". Или: "...нет, лучше пролезть по ту
сторону ясеня... Перейду овражек по бревну и прямо двинусь вдоль ключа".
Старик знал, что нарочно думает о таких вещах, отгоняя беспокойные заботы о
будущем, которые своим неопределенным содержанием ("...куда я выйду? Да
выйду ли я вообще отсюда? Что ожидает меня в ближайшем жилье? Может быть, то
же, что осталось позади?..") могли нарушить его душевное равновесие.
Через некоторое время захотелось есть - первое, что омрачило его
бездумное и беззаботное состояние. Он подобрал с земли несколько кедровых
шишек и уселся на камне возле ключа. Заходящее солнце било откуда-то сбоку
тепловато-осенним светом, и под ним таежный лист и мох, устилавшие ключевую
низину, отливали червонно и бархатно. Склонившись над ключом, Старик долго
разглядывал свое лицо. За последние недели оно заросло жесткой чернявой