"Ханс Фаллада. Маленький человек, что же дальше? (роман, 1932) " - читать интересную книгу автора

пивом, и, когда я вернулся от него домой, все уже было кончено: я принял
предложение работать у него бухгалтером с жалованьем в сто восемьдесят
марок. А я ничего толком в настоящей бухгалтерии не смыслил.
- Ох, милый! Ну, а прежний хозяин, Бергман? Что он сказал?
- Он был огорчен. Уговаривал. Все время твердил; "Откажитесь,
Пиннеберг. Нельзя же с открытыми глазами в петлю лезть?! Неужели вы хотите
на его дочке жениться, когда сыночек того и гляди доведет своего тателе до
белой горячки. А дочка еще хуже братца".
- Он так и сказал - тателе?
- Понимаешь, здесь еще есть старые правоверные евреи. Они нисколько не
стесняются того, что они евреи, даже наоборот. Бергман часто говорил: "Не
будь подлецом, ты ведь еврей!"
- Я евреев не очень-то люблю, - говорят Овечка. - А что у них с дочкой?
- Представь себе, тут-то и зарыта собака. Четыре года прожил я в
Духерове и не знал, что Клейнгольц хочет во что бы то ни стало сбыть дочь с
рук. И мать хороша, - вечно в какой-то вязаной кофте по всему дому шляется и
целый день ругается, а уж дочь и того чише, ее, стерву, Мари зовут!
- И тебя, бедненький мой, хотели на ней женить?
- Меня хотят на ней женить, Овечка! Клейнгольц держит только холостых
служащих, нас у него трое, но за мной они больше всего охотятся.
- А сколько лет этой Мари?
- Не знаю, - коротко бросает он. - Впрочем, нет, знаю: тридцать два. А
может, и все тридцать три. Неважно. Я же на ней не женюсь.
- Ох ты, мой бедненький. Да разве это возможно: ему двадцать три, а ей
тридцать три! - сокрушается Овечка.
- Почему невозможно? Очень даже возможно, - сердито говорит он, - и
попробуй только надо мной издеваться, чтоб я тебе тогда еще хоть раз что
сказал...
- Да я же не издеваюсь... Но, знаешь, мальчуган, ты должен согласиться,
что это все-таки смешно. Она хорошая партия?
- В том-то и дело, что нет. Торговля не так уж доходна. Старик
Клейнгольц слишком много пьет, а кроме того, покупает слишком дорого" а
продает слишком дешево. Торговля достанется сыну, ему сейчас только десять
лет, А Мари достанутся всего несколько тысяч марок, да я то еще неизвестно,
достанутся ли, вот потому никто до сих пор и не клюнул.
- Так вот оно что,- говорит Овечка.- И это ты хотел от меня скрыть?
Потому и обвенчался тайком, потому и верх на машине велел поднять и руку с
обручальным кольцом в кармане держал?
- Ну да, все потому. Господи боже мой, если станет известно, что я
женат, мать с дочерью через неделю меня выживут. А тогда как быть?
- Тогда опять поступишь к Бергману!
- Об этом и думать нечего! Видишь ли,- он мнется, но потом все же
продолжает - Бергман мне наперед сказал, что с Клейнгольцем у нас дело не
сладится. И говорил: "Пиннеберг, вы вернетесь ко мне! Куда вам в Духерове
податься? Только к Бергману! Да,- сказал он,- вы вернетесь ко мне,
Пиннеберг, и я вас возьму. Но сперва вы мне покланяетесь; месяц по крайней
мере походите на биржу труда и ко мне - кланяться, чтобы я взял вас на
работу. За такой бессовестный поступок полагается наказание!" Вот что сказал
Бергман, не могу же я после этого опять к нему. Ни за что, ни за что этого
не сделаю.