"Ханс Фаллада. Маленький человек, что же дальше? (роман, 1932) " - читать интересную книгу автора

ГОРОХОВЫЙ СУП ПРИГОТОВЛЕН, ПИСЬМО НАПИСАНО, НО ВОДА ОКАЗАЛАСЬ СЛИШКОМ
ЖИДКОЙ.

С утра Овечка прежде всего отправилась за покупками, только положила на
подоконник подушки и перины, чтобы проветрились, и ушла за покупками. Почему
он не сказал, что готовить на обед? Она же не знает! И понятия не имеет, что
он любит.
По мере размышлении возможности все сужались, и в конце концов
изобретательная фантазия Овечки остановилась на гороховом супе. Это просто и
дешево, его можно и на второй день есть.
О, господи, хорошо девушкам, которых по-настоящему обучили готовить!
Меня мать всегда прогоняла от плиты. "Ступай прочь, не умеешь, так не
суйся!"
Что нужно для супа? Вода есть. Кастрюля есть. Горох? Сколько гороха?
Полфунта на двоих за глаза достаточно. Горох хорошо разваривается. Соль?
Зелень? Немножко сала? Да, пожалуй, на всякий случай надо взять. А мяса
сколько? И прежде всего какое мясо? Говядину, конечно, говядину. Полфунта
должно хватить. Горох очень питателен. А есть много мяса вредно. И, конечно,
картошка.
Овечка пошла за покупками. Замечательно вот так, в самый обычный
будничный день, утром, когда все сидят в конторах, гулять по улице; еще
совсем свежо, хотя солнце уже светит вовсю.
На Базарной площади гудит большая желтая почтовая машина. Может быть,
там, за окном конторы, сидит ее мальчуган. Но он не сидит за окном, десять
минут спустя он останавливается у нее за спиной и спрашивает, что они будут
шамать за обедом. Жена мясника, несомненно, что-то заметила, уж очень чудно
она себя держит, и за фунт костей для супа спросила тридцать пфеннигов, за
голые кости, без кусочка мяса, их бы просто в придачу дать надо. Она,
Овечка, напишет матери и спросит, не жульничество ли это? Нет, лучше не
надо, лучше она сама во всем разберется. Но его матери она должна написать.
И по дороге домой она начинает сочинять письмо.
Можно подумать, будто Шаренхеферша бесплотный дух, в кухне, куда Овечка
ходила за водой, не заметно, чтобы там готовили или собирались готовить, все
прибрано, плита холодная, и в комнате, что за кухней, не слышно ни звука.
Овечка ставит горох на огонь. Что, соль сразу кладется? Лучше подождать,
пока сварится, вернее будет.
Ну а теперь за уборку. И трудное же это дело, гораздо труднее, чем
Овечка думала, ох уж эти мне старые бумажные розы, гирлянды, кое-где
выгоревшие, кое-где ядовито-зеленые, выцветшая мягкая мебель, уголки,
закуточки, завитушки, колонки! К половине двенадцатого надо все закончить и
сесть за письмо. У милого обеденный перерыв с двенадцати до двух, он придет
без четверти час, не раньше, ему еще надо в ратушу.
Без четверти двенадцать Овечка сидит за письменным столиком ореховою
дерева, перед ней лежит желтая почтовая бумага, оставшаяся еще с поры ее
девичества.
Прежде всего адрес: "Фрау Мари Пиннеберг. Берлин. Северо-запад, 40 -
Шпеннерштрассе, 92,11".
Матери нужно написать, мать надо известить, когда женишься, особенно