"Джон Фанте. Подожди до весны, Бандини" - читать интересную книгу автора

- Что ты мне дашь, если я тебе скажу? - спросил Артуро.
- Дам тебе свой никель на молоко.
- Никель на молоко! Какого черта? Кому нужен никель на молоко зимой?
- Тогда дам его тебе летом.
- Фигушки. Что ты мне сейчас дашь?
- Все, что хочешь у меня.
- Лады. А что у тебя есть?
- Ничего нет.
- Ладно. Тогда и я ничего не продаю.
- Тебе все равно нечего рассказывать.
- Черта с два нечего!
- Скажи за так.
- За так не бывает.
- Потому что ты врешь, вот почему. Ты врун.
- Не называй меня вруном!
- Ты врун, если не скажешь. Врун!
Он был Артуро, и ему стукнуло четырнадцать. Вылитый отец в миниатюре,
только без усов. Верхняя губа у него изгибалась с такой нежной
жестокостью. Веснушки роились по всему лицу, как муравьи на куске торта.
Он был старше всех и считал себя довольно крутым - и никакому
братцу-щеглу не сойдет с рук называть его вруном. Через пять секунд Август
уже корчился. Артуро под одеялом навалился ему на ноги.
- Это мой захват большого пальца, - сказал он.
- Оу! Пусти!
- Кто врун?
- Никто!
Их матерью была Мария, но они звали ее Мамма, и она уже стояла рядом,
до сих пор пугаясь материнской обязанности, по-прежнему озадаченная ею.
Вот Август; ему матерью быть легко. У него желтые волосы, и по сто раз на
дню буквально из ниоткуда являлась ей эта мысль: у ее второго сына желтые
волосы. Она могла целовать Августа, когда захочется, наклоняться и
пробовать на вкус его желтые волосы, и прижиматься ртом к его лицу и
глазам. Хороший мальчик, Август.
Конечно, хлопот она с ним хватила. Слабые почки, как сказал доктор
Хьюсон, но теперь все прошло, и матрас по утрам уже не мокрый. Август
теперь вырастет прекрасным человеком и никогда не будет мочить постель.
Сотню ночей провела она на коленях с ним рядом, пока он спал, четки
пощелкивали в темноте, пока она молилась, прошу тебя, Господи
Благословенный, не дай моему сыну больше мочить постель. Сотню, две сотни
ночей. Врач называл это слабыми почками; она звала это Божьей волей; а
Свево Бандини считал это проклятой безалаберностью и склонялся к тому,
чтобы выгонять Августа спать в курятник, будь у него хоть желтые волосы,
хоть не желтые. Лечить предлагалось многими способами. Врач все время
прописывал пилюли. Свево благоволил к ремню для правки бритвы, но она
постоянно отвлекала его от этой мысли; а ее собственная мать Донна Тоскана
настаивала, чтобы Август пил собственную мочу. Но ее звали Мария, как и
мать Спасителя, и она пошла к этой другой Марии через мили и мили четок. И
что, Август же перестал, разве нет?
Когда она подсовывала под него руку ранними утренними часами, разве не
был он сухим и теплым? А почему? Мария знала, почему. Никто больше