"Джон Фанте. Подожди до весны, Бандини" - читать интересную книгу автора

сбесившиеся муравьи. Он поднялся на ноги, воздел глаза к небу, погрозил
Господу кулаком и чуть не рухнул в ярости обратно. Ах этот Артуро! Ах
негодяй маленький! Он вытащил санки из-под сиреневого куста и с
дьявольской методичностью отодрал полозья. Только завершив разгром, он
вспомнил, что санки стоили семь пятьдесят.
Он стоял, смахивал снег с одежды, со странным жаром в лодыжках, там,
куда через верх башмаков набился снег. Семь долларов и пятьдесят центов
раскурочено на куски. Diavolo! Пусть мальчишка сам себе теперь санки
покупает. Все равно ему новые хотелось.





За дом уплачено не было. Это враг его - дом. Со своим голосом, и
всегда с ним разговаривает, как попугай, долдонит вечно одно и то же.
Всякий раз, когда его ноги заставляли скрипеть половицы крыльца, дом
надменно произносил: ты мне не хозяин, Свево Бандини, и я никогда не буду
тебе принадлежать. Стоило взяться за ручку входной двери - то же самое.
Пятнадцать лет уже дом насмехается над ним и раздражает своей идиотской
независимостью. Бывало, ему очень хотелось подложить под него динамит и
взорвать к чертям. Когда-то в этом был вызов: дом так похож на женщину,
дразнящую его: мол, овладей мною. Но за тринадцать лет он устал и ослаб, а
у дома заносчивости только прибавилось. Свево Бандини было уже все равно.
Банкир, владевший этим домом, был одним из его злейших врагов. Когда
перед глазами вставало лицо этого банкира, сердце у него начинало
колотиться таким голодом, что готово было пожрать в бешенстве самое себя.
Хелмер, банкир. Грязь земли. Время от времени он вынужден стоять перед
Хелмером и говорить, что денег у него не хватает, чтобы семью кормить.
Перед Хелмером с его аккуратным седым пробором, мягкими руками,
банкирскими глазами, похожими на устрицы, когда Свево Бандини говорил, что
у него нет денег на взнос за дом. Приходилось проделывать это много раз, и
мягкие руки Хелмера выводили его из себя. Он не мог разговаривать с таким
человеком. Он ненавидел Хелмера. Ему хотелось сломать Хелмеру шею, вырвать
у Хелмера сердце и прыгать на нем обеими ногами. О Хелмере он думал и
бормотал про себя так: грядет день! грядет! Это не его дом, и достаточно
лишь коснуться дверной ручки, чтобы вспомнить, что дом ему не принадлежит.
Ее звали Мария, и тьма казалась светом перед ее черными глазами. Он на
цыпочках прошел в угол, к креслу возле окна с опущенной зеленой шторой.
Когда он уселся, оба колена щелкнули. Как два колокольчика звякнули Марии,
и он подумал: глупо, что жена любит мужа так сильно. В комнате так
холодно. Раструбы пара выкатывались из его дышавших губ. Он по-борцовски
хрюкнул, запутавшись в шнурках. Со шнурками вечно ерунда какая-то.
Diavolo! Он, наверное, стариком на смертном одре лежать будет, а шнурки
так и не научится завязывать, как другие мужчины.
- Свево?
- Ну.
- Не рви их, Свево. Зажги свет, и я развяжу. Только не злись и не рви
их.
Иже еси на небеси! Матерь Божья! Как это на нее похоже! Злиться? На что