"Джозеф Шеридан Ле Фаню. Странное событие из жизни художника Схалкена" - читать интересную книгу автора

с духом и нашел в себе силы поприветствовать незнакомца. В ответ тот,
безмолвно кивнув, прошел в гостиную.
Во всех его движениях было что-то необъяснимо странное, даже
жутковатое, непонятная скованность, зловещая неестественность, словно всеми
его членами управлял дух, не привыкший обращаться с таким механизмом, как
тело.
Во время визита, продолжавшегося не более получаса, незнакомец едва ли
вымолвил хоть слово, а хозяин с явным трудом заставил себя произнести
несколько положенных приветствий и вежливых банальностей. В самом деле,
облик Вандерхаузена вселял в присутствующих такой трепет, что казалось, еще
немного, и они с воплями ужаса бросятся прочь из комнаты.
Однако они не настолько утратили самообладание, чтобы не заметить две
странные особенности, отличавшие минхера Вандерхаузена.
В течение получаса он ни разу не закрыл глаза и даже ни разу не
моргнул, а кроме того, держался совершенно неподвижно, точно неживой, так
как грудь его не вздымалась и не опадала, словно он и не дышал вовсе.
Эти детали его облика, сами по себе как будто незначительные, произвели
на маленькое общество самое тягостное впечатление. Наконец Вандерхаузен
избавил лейденского художника от своего зловещего присутствия, и маленькая
компания с великим облегчением услышала, как за ним затворилась входная
дверь.
- Дядюшка, - воскликнула Роза, - какой урод! За все сокровища Америки я
бы больше не согласилась и часа провести в его обществе!
- Тише, глупышка! - оборвал ее Доу, томимый крайней неловкостью. -
Мужчина может быть безобразнее самого дьявола, но, коль скоро его душа
чиста, а деяния праведны, он ничуть не уступает всем этим хорошеньким,
расфранченным юнцам, что слоняются без дела в парках да по набережным. Роза,
девочка моя, он и вправду куда как нехорош собой, но я знаю, что он богат и
щедр, и будь он в десять раз отвратительнее...
- Быть такого не может, - вставила Роза.
- ...двух этих добродетелей достало бы, - продолжал ее дядя, - чтобы
искупить его безобразие, и если они и не в силах изменить его черты, то по
крайней мере позволят забыть о том, как он непригож.
- Знаешь, дядя, - заметила Роза, - едва я увидела его на пороге, как не
могу отделаться от мысли, что передо мной старинная деревянная расписная
фигура из церкви Святого Лаврентия в Роттердаме, которой я так боялась в
детстве.
Герард рассмеялся, однако мысленно не мог не подивиться и вправду
поразительному сходству. Тем не менее он решил по возможности пресекать
любые попытки племянницы посмеяться над нареченным, хотя весьма обрадовался,
заметив, что Роза, по-видимому, совершенно не испытывает перед незнакомцем
того необъяснимого страха, который, как он не мог себе не признаться,
охватывал в присутствии Вандерхаузена его самого и его ученика Готфрида
Схалкена.
На следующее утро из городских лавок для Розы стали доставлять штуки
шелка и бархата, драгоценности и всевозможные богатые подарки. Кроме того,
Герарду Доу пришло послание, в коем содержался составленный по всем правилам
брачный контракт, скреплявший союз между Вилкеном Вандерхаузеном,
проживающим на набережной Бом-Кай, в Роттердаме, и Розой Велдеркауст из
Лейдена, племянницей Герарда Доу, магистра живописи, уроженца того же