"Константин Федин. Анна Тимофевна (Повесть)" - читать интересную книгу автора - Я-то? Да мне до рясы руку протянуть! У меня в епархии...
- Не хочешь, поди? - И не хочу! Тебе все просто, потому что ты - дурак. И ты тоже. - Ггы-ы-ы!.. - А я имею философию и в состоянии размышлять... - Ну-ка, заверни! - С посвящением в сан я переживу как бы метаморфозу. Знаешь, что это? Может совсем другим человеком стану. Может меня тогда в воду опустишь, а я и разойдусь... Как соль... - Го-о-го! Го-го-о-о!.. А как же все попы моются, и ничего? - А ты видал? Со всеми мылся? - Го-го-оо! Только и посмеяться великим постом, что в заведении, за одним столом с Романом Романычем. Кабы не он - с кем отвести душу, как размотать вяз- лую скуку, чем отбиться от душной хватки альтоголосого зова? Все озорни- ки, все охальники дружат с Романом. А у кого есть силы, иль кто гнева божьего страшится - те стиснув зу- бы, закусив язык, ждут красного звона. Зато, когда сойдут снега и жарким ножом вспорет солнце ледяной живот реки, окунется город в бездонь радостей, распояшутся говельщики, запля- шут люди под перезвоны и песни. После Красной штукатуры отходят по столицам и губерниям. После Крас- ной печет небо полымем, и в лабазах начинают сучить пеньковые, теребить канат и снасти. После Красной - благословясь, за работу. А на Красной, на святой... эх, дожить бы до нее развеселому Роману раскидано ее по улицам, как цветов в поле - походить с крестом и святой водой с одного крыльца на другое, поприсесть бы ко всем купеческим сто- лам, попригубить всех наливочек да настоечек!.. Шевелят кудластые штукатуры веселые веревки на колокольнях, точно от конского бега в азарт вошли - дразнят коней, рвут возжи. Языки коло- кольные заплелись, перепутались, рушится трезвон на пьяный город, буха- ет, вопит до самого неба. А небо разморилось от бесовской земной испари- ны, и солнце переваливается на нем, как на луговине. Пьяно. Эх, дожить бы до Красной Роману Иаковлеву! Но сосут густые сумерки альтоголосый зов, и растянулись говельщицы черными скуфейками по заснеженной площади, увязая в сугробах, как в ску- ке, и бездонна тоска. Пить, пить, пить от этой тоски! Шла крестопоклонная, когда вернулась домой Анна Тимофевна поздно, ча- су в десятом вечера, с именинного пирога от соседей. Была она на сносях и все, что делала, делала округло, и ходила мягко, точно под каждый ее шаг стлался ковер. Скинула с себя шубейку - "сак-пальто" звала шубейку мать-просвирня - отворила дверь в большую комнату, ступила тихо через порог. И тут же, словно защищаясь, выбросила перед собой руки, откинулась на косяк. В середине комнаты на стуле сидел Роман Иаковлев, голый, взъерошен- ный, с выпяченными глазами, весь в узлах синих жил, в комьях рыжих своих волос. Погрозил Анне Тимофевне пальцем, предупредил: |
|
|