"Константин Александрович Федин. Первые радости (Трилогия - 1) " - читать интересную книгу автора

6

По-разному можно жить. Но редко отыщется человек, который на вопрос
совести - как он живет? - ответил бы, что живет вполне правильно. Даже тот,
кто привык обманывать себя, и то найдет на своем жизненном пути
какую-нибудь зазубринку, неровность, оставленную ошибочным шагом, привычным
пороком или несдержанной страстью. А люди, способные наедине с собою
говорить правдиво, так хорошо видят свои ошибки, что, в интересах
самосохранения, предпочитают утешать себя поговоркою о солнце, на котором,
как известно, тоже есть пятна.
Меркурий Авдеевич искренне признавал, что он не без греха, поскольку
все смертные грешны. И он не только считал себя грешником, но и каялся в
прегрешениях усердно, каждый год, иногда на первой, иногда на четвертой
крестопоклонной, гораздо реже на страстной неделе великого поста, смотря по
тому, когда удобнее позволяли дела. Однако если трезво рассудить (а
Меркурий Авдеевич рассуждал очень трезво), то каяться - не перед богом и
духовным отцом, конечно, а перед собою и перед людьми, особенно перед
людьми, - каяться было не в чем, потому что Меркурий Авдеевич жил
правильно, то есть так, как повелевала ему совесть, и опираясь на устои,
поддерживающие земное бытие.
Он говорил, что главным таким устоем полагает трудолюбие, и
действительно требовал от всех трудолюбия и сам любил трудиться, ни одних
суток не пропустив, с мальчишеских лет, без труда, без того, чтобы сегодня
не прибавить камушка к тому камушку, который был отложен вчера. Такой образ
жизни был впитан его кровью настолько глубоко, что всякий другой
представлялся ему противоестественным, как голубю - обитание под водой, и
он мог уважать только людей, в трудах откладывающих камушек за камушком,
прогрессивно и как бы математично стремящихся в таком занятии к
назначенному пределу, которым является мирная кончина человека.
Меркурию Авдеевичу принадлежала лавка москательных и хозяйственных
товаров на Верхнем базаре и два земельных участка, расположенных по
соседству, недалеко от Волги. Участки эти он называл "местами", один -
малым местом, другой - большим. На малом месте находился собственный двор
Мешкова сплошь из деревянных построек, окрашенных синей масляной краской.
Тут стоял двухэтажный дом - обитель крошечной семьи Меркурия Авдеевича (у
него была только одна дочь - Лиза) и молодых приказчиков мешковской лавки;
затем два флигеля - первый маленький, где проживал Мефодий, и второй
надворный, побольше, отданный внаймы слесарю железнодорожного депо Петру
Петровичу Рагозину; наконец домашние службы - погребицы с сушилками, куда в
летнее время перебирались на жительство приказчики. Большое место частью
оставалось пустопорожним и заросло бурьяном и розовыми мальвами, а частью
было занято каменным строением, в котором издавна помещался ночлежный дом,
и большим мрачным лабазом, приобретенным Меркурием Авдеевичем вместе с
канатным производством. Отсюда, из лабаза, в теплые дни расплывался
щекочущий, волглый и смолянистый запах деревянной баржи и вылетали песни
женщин, трепавших старые канаты на паклю.
Владения собирались Мешковым потихонечку-помаленечку, но не без
огорчений. Ему, например, был мало приятен ночлежный дом - хозяйство
неопрятное и беспокойное, но переустройство здания под какую-нибудь другую