"Григорий Федосеев. Живые борются " - читать интересную книгу автора

пшеничную лепешку и запили ее горячим чаем.
- Надо бы дня два передохнуть здесь. Абельдин ослаб, да и мы уже не
герои, - сказал Борис, вопросительно посматривая на Хорькова.
- Нет, - ответил тот строго. - Для отдыха будут только ночи. Надо идти.
Разве сохатого убьем, тогда поживем на мясе.
- Мяса бы хорошо! - послышался голос Абельдина. - Да где его взять?
- Непременно добудем! - уверенно сказал Хорьков.
Так и уснули, поверив, что где-то близко бродит сохатый, обещанный
Виктором Тимофеевичем. Ночью Хорьков часто вставал, поправлял костер,
подолгу сидел у огня. Думы отгоняли сон, тянулись неровной чередою. Как
спасти людей, материал? До Экимчана ни за что не дойти, туда здоровому
человеку по меньшей мере десять дней трудного пути.
Хорьков склонялся над спящими товарищами, заглядывая в их исхудавшие
лица, присматриваясь к страшным ранам на ногах, и еще больше мрачнел. Ну
протянут они еще пару дней, а дальше? Продуктов нет, на случайность
рассчитывать нечего. Где же выход? Как пробудить в людях веру, зажечь искру,
которая заставит их терпеть новые лишения и муки во имя спасения? Он
понимал, насколько это трудно сделать, но делать надо, хотя бы ценою обмана.
Виктор Тимофеевич ложился, но глаз не смыкал. Он опять вставал, подолгу
сидел у костра. Наконец у него созрел план, безумный по своему замыслу, но,
может быть, единственно возможный. Хорьков решил идти на риск, поставив на
карту четыре жизни. Шансов было очень мало - один из десяти. Но в случае
удачи отряд на третьи-четвертые сутки будет в жилухе.
Он достал из рюкзака схему гидросети, определил примерно свое
местоположение и карандашом вычертил предстоящий путь. Затем измерил
направление, надписал на схеме четко, уверенно: "Идти под азимутом 170
градусов". Ему стало вдруг тяжело, будто кто-то столкнул его с правильного
пути. Вспомнились жена и пятилетняя дочурка Светочка. Они - рядом. Он
физически ощущал их близость, слышал детский голос, видел, как тянулись к
нему дочкины ручонки. Придется ли свидеться? Узел слишком затянулся.
Виктор Тимофеевич вырвал из журнала лист бумаги, решил написать домой
на всякий случай прощальное письмо. "Всякое может случиться", - подумал он.
Запала хватило только на несколько слов. Потом мысли стали рваться,
пропадать. Болью переполнилось сердце. Он скомкал письмо худыми пальцами,
бросил на землю, с остервенением наступил на него, оглянулся с каким-то
опустошенным выражением лица.
- Нет, дойдем, мы увидимся, непременно увидимся, Светочка!
В эту минуту Виктор Тимофеевич был убежден, что его новый план
осуществим и люди поверят ему. Он поправил огонь, прилег к костру. Уснул
крепко, как давно не спал. Слабый рассвет потихоньку рассеял голубоватый
туман. Небо над головой раскинулось безоблачное, синее. День обещал быть
теплым, тихим, ясным. Тайга млела на земной груди, разметав по просторам
зеленые космы. За близкой полоской осоки, в круглом болотце, праздновал утро
табунчик беспокойных чирков.
Хорьков проснулся, встал, точно не на ноги, а на колодки и, превозмогая
боль, подошел к костру. Никто уже не спал.
- Так вот что, друзья! - сказал он, присаживаясь. - Мы на Экимчан не
пойдем, нам туда не дойти, это мы понимаем. Помощи ждать не от кого. В штабе
экспедиции знают, что мы заканчивали работу, и нас будут ждать числу к
десятому-пятнадцатому сентября и раньше не догадаются, что с нами стряслась