"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

обрабатывать евреев и коммунистов, следующий черед - все, кто связан с
партизанами, третьи - семьи коммунистов, четверты - семьи офицеров
Червоной Армии. Вы в третьем списке. А полицаи порядок нарушили - потому
им и попало".
Мне после того разговору сразу бы утекти. Забрать бы диток, в санки
корову запрячь и в ночи до родных своих в другое село перебраться. Так
надеялась я, что шутит Шерман-майор, что вправду вин ко мне добрый. Я ж
ему обид варила, белье стирала, мыла его самого каждый вечер резиновой
губкой. Но колы пришел мий срок, стал Шерман-майор, як той кремень. Ничего
не слухае. Полицаи сундуки вытягают, корову та поросенка волокут, Сива
меня за ворот, а диток моих сапогами. Как не убили до смерти, не знаю...
Она замолчала. Взгляд ее теперь совсем сухих глаз был устремлен в
сторону. Я с удивлением заметил на лице этой женщины признаки раздумья.
Губы ее слегка шевелились, будто хотели произнести что-то непривычное,
выразить новую и непонятную мысль. Но после недолгого молчания сказала она
ни ей, ни нам не нужные слова:
- Вот, Олекоий Федорович, что есть нимецька благодарность, фашистска
благодарность...
- Так, - сказал я, - кажется, все? Или еще что-нибудь можете
рассказать? Вообще-то ведь вам по сравнению с многими другими повезло. Вы
живы, и дети ваши тоже пока целы.
- Так разве то жизнь? Прийшла до одних родичей в Семеновку, тетка моя
там живет, характеры у нас, як зад и перед, - не сходятся. Потим в Холмы,
в район перейшла до невестки.
- Тоже характеры не сходятся?
- Тоже характер, - согласилась она и вздохнула. - Мени чоловик,
диткам тата нужен. Верните его нам, Олексий Федорович, сжальтесь над
сиротами. Вин в Армию Червону не гожий був, билет белый ему доктора дали
по желудку. А теперь от жинки в лес утек, воевать захотел...
Говорила она уже без прежней настырности и даже без слез.
- Но вы же понимаете, - попытался объяснить ей я, - мужа вашего здесь
нет. Он ушел по заданию обкома. И вообще, подумайте, о чем вы говорите.
Идет страшная война...
Ее вдруг прорвало:
- Я же теперь, Олексий Федорович, ясно поняла, что партизаны люди
хорошие и что нет нимцев добрых, а все они вороги наши и диткам нашим, - я
же теперь учена стала. И что вы с нимцами бьетесь, уничтожаете их, то я
приветствую всем сердцем и так любому для агитации скажу... Но мени-то,
мени що робить? Я-то на что жить осталась? Який з мене толк теперь? Була
Мария Петровна хозяйка над домом, над мужем, над дитми. Була у мене и
власть и сила. А що стало? Сила при мне, вот она, - рассказчица протянула
вперед руки, сжала кулаки так, что на запястьях выступили синие жилы, -
есть сила, а не хозяйка я бильше в жизни...
Дружинин подмигнул мне и спросил:
- А советскую власть вы любите?
- Як же я могу Радянську владу не любить, колы и дом, и сад, и
худобу* - все при Радянськой владе мы имели. Як же мне Радянську владу не
любить, колы мий Кузьма сам член исполкому и мы от цього кормились и
росли, и дитей растили...
_______________