"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

* Скотину.

- Выходит, вы советскую власть только за то и ценили, что при ней вам
жить легче; что дом, корова, сад у вас были; что муж имел крепкое
положение, прилично оплачиваемую работу? Так надо понимать? - спросил
опять Дружинин.
Она взглянула на него с удивлением и даже, кажется, со страхом.
Дружинин продолжал:
- А если бы немцы оставили вам все ваше имущество и дети были бы
сыты, и муж бы к вам вернулся, - помогал бы вам по хозяйству, вы бы
немецкую власть тоже полюбили, так надо понимать?
- Оставь, товарищ Дружинин, - сказал я. - Разговор надо кончать. Есть
и другие дела. Все как будто ясно. Мария Петровна, где вы поселились, в
Холмах? - Она кивнула головой. - Муж ваш знает адрес этих родственников?
Ну, вот и прекрасно. Когда он вернется с задания, мы ему все расскажем. А
если обстоятельства позволят, он зайдет к вам погостить на денек.
Она ничего не отвечала. Слова Дружинина, верно, очень ее задели.
- Колы б не диты, - произнесла она медленно, - я бы до вас в
партизаны пошла...
- А мы бы вас не взяли, - сказал Дружинин.
- То я для примера сказала, что до вас, - продолжала Мария
Петровна. - То я на ваш вопрос о нимецькой владе ответ даю. Характер мий
вы сперва хорошо угадали, что нет мени большего на свете счастья, чем
хозяйкой быть. И почуяла я теперь точно, что не может при нимцах, при
ворогах, нихто хозяйнувати - ни Сива, староста наш, ни полицаи, а гетмана
нимцы поставят, як в народе балакают, так и гетмана хозяйнувати на Украине
не пустят. И поки Радянська влада не вернется, не будет нам життя. Поняла
я правду эту не сразу, а через разорение и унижение, так ведь и вы до
командирского звания пока дошли, тоже, небось, шишек на лбу понабивали?
Я не мог сдержать улыбки. Отвечала она Дружинину бойко. В логике ей
нельзя было отказать. Заметив мою улыбку, Мария Петровна подбодрилась,
расправила перышки и перешла в наступление.
- Вот вы говорите - несознательная у Кулько жинка. Что дальше дому,
диток своих да скотины ничого не бачит, в политике слаба, одно хозяйство
любит и бильше ничого. А что той Кулько, партийный чоловик, много жинку
учил? Дома-то не вин меня, я его учила. В исполкоме, да на собрании, да в
райкоме - вы уси партийны, а домой придете: дай, жена, обидать, почини
рубашку, а что диты сыты ли? А чому поросенок худо расте? Мой-то Кузьма
всюду хвалился: "Вот у меня Маруся хозяйка!" Не увидел, как я в хозяйстве,
за пятнадцать лет, душу свою утопила... Так вот же теперь нет у мене
бильше хозяйства, руки мои развязаны, а душа против нимца загорелась. Ну,
думаю, разыщу Кузьму, нехай учит, як дальше жить. Вин партийный, вин в
политике силен. А при войне яка жизнь? При войне кругом политика. Так вы к
Кузьме не пускаете и вид себе гоните, - она махнула рукой и замолчала.
На этом разговор с Марией Петровной мы закончили. Я дал распоряжение
отпустить ей для ребятишек с продсклада муки и сахару, велел проводить до
заставы. И только уже прощаясь спросил, не согласится ли она взять с собой
в Холмы сотни две листовок.
- Там есть, слева от лесопильного завода, разрушенный бомбежкой дом.
Под лестницей углубление. Положите листовки туда, а наши люди возьмут.