"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

- Дела бы ничего, Алексей Федорович, но жену эвакуировать не успел.
Рожает жена. Она в селе у родителей. Там немцы.
"Так вот чем занята твоя голова" - подумал я. Было естественно, что
Громенко думал о жене. Но я ждал, что он прежде расскажет о своем взводе
или о положении всего отряда. А Громенко продолжал говорить:
- Вы по Чернигову жичку мою не помните? Ну, верно, конечно, всех не
запомнишь... Она в селе, километрах в сорока отсюда. Надо бы сходить, и в
то же время думаю, что не надо, что лишнее расстройство...
Я, признаться, не мог ничего ему посоветовать. Никак я не
предполагал, что на этом совещании придется решать и такие вопросы.
- Ладно, - сказал я, - поговорим, когда освободимся. Что-нибудь
придумаем.
Понудренко объяснил товарищам, для чего их созвали. Каждого командира
спросил, как он смотрит на слияние отрядов воедино под общим командованием
Федорова. Большинство ответило согласием:
- Давно пора. Без этого пропадем.
Один лишь Бессараб, поразмыслив, объявил, что ему нужно
посоветоваться с товарищами по отряду. Его предупредили, что обком партии
рекомендует слиться.
- Я, ватого-етаго, трохи подумаю. Завтра утром скажу.
- Так смотрите, товарищ Бессараб, завтра в девять утра будем вас
ждать. После вашего приезда и оформим приказ.
Перешли к другому вопросу. Как относиться к одиночкам и группам,
желающим влиться в отряд. Их в лесу скиталось немало. И отставшие от своих
частей, и беглые пленные, и пробивающиеся к фронту окруженцы. Народ все
вооруженный. Одна из групп имела даже станковый пулемет. Но люди эти
чувствовали себя в Рейментаровском лесу чужими. Плохо ориентировались,
далеко не все решались общаться с населением. У них не было боеприпасов,
они обносились, мерзли и, что самое главное, голодали. Почти все такие
группы просились в отряды.
Разгорелся спор. Рванов, красный от волнения, показал мне глазами на
дверь: "Не лучше ли мне, пока решается этот вопрос, уйти?" Действительно,
дело касалось именно таких, как он. На совещании Рванов был единственным
представителем людей, не принятых еще официально в отряд.
- Сидите, сидите, - сказал я Рванову. - Нам будет интересно выслушать
и ваше мнение.
Командир кавалерийской группы Лошаков, большой, темный, как цыган,
мрачный, насупив брови, сказал:
- Как это так принимать? Непонятно, зачем вдруг такое нарушение
бдительности? Вы же сами, товарищ Федоров, и другие секретари обкома в
Чернигове предупреждали о строжайшей секретности и конспирации. А теперь?
Выходит, бдительность по шапке, и кто желает - придет. Как это понимать
окруженец? Это значит - не погиб в бою. Пустите его в лес к партизанам -
он и у нас не захочет гибнуть, начнет прятаться за чужую спину. А тем
более пленный. Пленный - это значит сдался. Нет, нам таких не треба.
Партия нас отобрала и утвердила. И вас я знаю, Курочку знаю, Бессараба и
Козика тоже. Я на них имею полное право опереться. Также и бойцы. Они у
нас все известны, на них заполнялась анкета. Мое мнение - держись своих.
Первый возразил Балабай. Выступил он неожиданно горячо. Не ждал я от
него такой прыти. Директор Перелюбской школы, преподаватель истории,