"Евгений Федоровский. Трудные берега" - читать интересную книгу автора

захватывающими дух далями или, как мы, торопился спуститься вниз, чтобы
успеть до темноты выйти к лагерю? А ведь мы удирали из Москвы, чтобы
освободиться от вечного цейтнота нервной городской жизни. Часовые стрелки
везде и всюду подгоняют нас, и мы летим, боясь отстать. Мы служим времени,
как языческому богу, принося в жертву свое желание на чем-то остановиться,
о чем-то поразмыслить. Не время расписано, а мы расписаны. Время командует.
И греховные мысли вдруг овладели нами. Счастлив человек, который не
зависит от времени и не боится его. Мы сбросили одежду и подставили спины
горячему солнцу и нежному ветру. Хотя бы полчаса захотелось вырвать у
этого времени, чтобы наверстать их, когда побежим по кедровнику и болотам.
Из серой размеренности и липкой каждодневности здесь вырвали эти полчаса,
чтобы получше присмотреться к тому, что окружало нас, - к миру, еще никем
не потревоженному.
Мы заметили березку, очень кривую, гнутую-перегнутую ветрами. Крепко
вцепилась она в откос, устояла, выстрадала свою жизнь и теперь гордо
возвышалась над прибитым к земле кедровником и разными травами, привыкшими
к ползучему существованию. Увидели, как в джунглях остролистника снуют
большие золотисто-рыжие муравьи - арийцы муравьиного царства, хватают
прибитых ветром комаров и тащат в свои норы. Услышали посвист ветра, какой
бывает лишь на вершинах, звенящий на одной ноте туго и пронзительно. Ветер
здесь не встречал препятствий, не петлял по переулкам долин, не пробивался
сквозь лесные чащобы, а шел свободно, широко, как течет большая, сильная
река... Так, делая маленькие открытия, мы освобождались от цепких объятий
времени.
Пока мы валялись на перевале, солнце не сдвинулось, но стало как-то
остужаться. Зной прошел. Похолодал ветер. Ведь кроме смолистых запахов
тайги, солоноватой влаги моря он нес и свежесть снежников, в жару не
замечаемую. Мы еще не оделись, но уже почувствовали, как снова влезли в
жесткие петли цейтнота.
Чуть ли не бегом, скользя на осыпях, пересекая седые бараньи тропы, мы
спустились к зарослям кедровника, побежали по пружинистым, стелившимся по
земле стволам, расставленными руками, словно канатоходцы, удерживая
равновесие, и свалились прямо к истоку ручья. Вода текла как бы в тоннеле
под сомкнутыми ветками и стволами ракит.
Разбросав коряги, набрали земли для первого шлиха. Боря не оделся и, пока
промывал породу, подвергся нападению комаров. Его спина посерела от
плотного слоя безжалостных тварей. Он пренебрегал диметилфталатом. Но на
этот раз я вылил на него чуть ли не весь пузырек. Комары умирали, но не
могли оторваться от кожи. Здесь, в затишье, они чувствовали себя полными
хозяевами и жрали с остервенением и нахальством.
Однако всему приходит конец. Мы притащились в лагерь на закате. Коля
Дементьев успел докрасна раскалить печь и теперь сидел на нарах голый, как
на пляже. Ударив себя по тощей, впалой груди, он воскликнул:
- Не перевелись еще на Руси богатыри!
Скоро объяснилась причина его радости: назавтра Лида объявила камеральный
день и баню.
Баня - дело известное. Мы разбиваем запасную палатку, сооружаем из жердей
полку, ставим "буржуйку". Рядом с палаткой кладем два бревна из плавника,
на них водружаем ведра с водой, разжигаем костер. Пока моется один, другой
таскает и греет воду. Конечно, не Сандуны, но все же...