"Евгений Петрович Федоровский. Минуты войны " - читать интересную книгу автора

Трасса впилась в мотор, гулко рванул снаряд. По фонарю ударила горячая
струя масла. Второй снаряд скользнул по бронеспинке, и Званцов от боли чуть
не выпустил управление. В глазах потемнело, будто солнце погасло, как
лопнувшая лампочка. Горлом пошла кровь.
Званцов хорошо усвоил, что кто-то на войне обязательно погибает, и,
почему-то сразу успокоившись, подумал: "Да, теперь все..." Он пожалел себя
как постороннего человека. И "фоккеры", и ЯКи, и переправа через Прегель...
Что они значили сейчас? Мелочь жизни в безграничном океане горя за долгую и
мучительную войну.
Званцов хотел выпрямиться, но не смог. Жуткая боль заглушила все, что
мелькало, билось, стреляло за козырьком кабины. Жидкое масло сдувалось с
фонаря потоком воздуха, в мутном свете Званцов еще мог различать небо,
далекие, повисшие где-то на границе стратосферы перистые облака, мелькающие
истребители, но это уже не интересовало его.
Самолет падал. Уши резала тишина, хотя на самом деле воздух содрогался
от взрывов. Сейчас была только тишина - бездонная, мрачная, цепенящая
тишина.
Взгляд равнодушно скользнул по приборам. Званцов отметил, что мотор еще
работает. И проработает еще минуты четыре, пока насос не выкачает все масло
из бака, потом еще минуты две, пока не заклинит его от перегрева. Стрелки
бились в черных кружочках. Они еще жили. Они не хотели сдаваться.
И Званцову вдруг тоже захотелось уцелеть. Заскрежетав зубами, он
выпрямил шею - единственное, что ему удалось сделать. Он тронул ручку
управления. Машина вздрогнула, словно сказала: "Я еще слышу тебя". Ногой он
надавил на педаль и медленно, как тяжелобольной, развернул самолет в сторону
линии фронта.
До переднего края километров двадцать. Надо, чтобы машина летела по
прямой. Нет, не получается... Она плохо слушается рулей.
Может быть, увеличить скорость снижением?
Но это тоже не годится. Машина окажется у земли раньше, чем проскочит
линию фронта...
Самолет бросило в сторону, словно ему отбило хвост. Званцов с трудом
восстановил равновесие. Через секунду сбоку пристроился "фоккер". Званцов
напряг негнущуюся шею и стал смотреть на гитлеровца. Тот поднял очки,
ухмыльнулся, провел ладонью по горлу и щелкнул пальцем, будто сбивал со
стола муху.
Потом он отстал, прицелился и выстрелил. Взрыв опять качнул самолет, и
Званцов, превозмогая чудовищную боль в позвоночнике, снова удержал его от
падения.
Гитлеровец вновь пристроился к крылу и удивленно покачал головой. Потом
описал круг, словно накинул петлю на штурмовик. Гитлеровец целился по кабине
Званцова. Секунда, другая... Надо прижаться к бронеспинке, но позвоночник не
дал ему выпрямиться.
- Да стреляй же, гад! - крикнул Званцов.
Снаряд разорвался у мотора. Машина клюнула носом, будто споткнулась. В
кабине появился запах гари. Мотор еще работал, но Званцов увидел, как около
унта, словно из форсунки примуса, выбивалось голубоватое пламя.
Фашист снова поравнялся с самолетом Званцова. На этот раз он поднял
большой палец - молодец, мол, жив курилка! Потом посмотрел на землю,
пригрозил кулаком, стал опять заходить сзади. Ему уже надоело возиться с