"Юрий Федоров. Борис Годунов (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

Пламя свечи, удерживаемой неживыми царскими пальцами, все билось и
билось, и воск стекал светлыми слезами.
И тесно было в спаленке, потолочек крестовый нависал низко - Федор
Иоаннович не любил просторных покоев, - а какая ширь увиделась многим, какие
дали открылись! Захватывало дух. Кружились головы. Темнело в глазах. И,
пугаясь своих дум, бояре ниже склоняли головы. Отстранялись друг от друга:
не приведи господи сосед угадает мысли.
Голоса вопленные выпорхнули из дворца на кремлевскую площадь. Стоящий
толпой народ качнулся, единым дыханием родив стон. Стрельцы в клюквенных,
зеленых, лазоревых кафтанах, бабы в черных платках, дворовая шушера. Мужики
сорвали колпаки да шапчонки, упали на колени в грязный, истоптанный снег.
Завыли бабы. Глупа баба, конечно, ан и ей понятно: меняется власть. А уж
здесь как получится - неведомо. Скорей всего, пойдет все вкривь и вкось. И
еще так перечертоломят верхние люди - не соберешь угольков. Хитроумны бояре,
древних родов, но нельзя без царя на Москве. Нет лиха большего, чем боярское
правление. О том московский народ знал хорошо. Опустили головы.
Закручинились.
Кривой стрелец, стоящий у самого Постельничьего крыльца, утерся
рукавом. Крякнул. В голове одно: "Наплачемся". Но и этот не произнес ни
слова. Вокруг разный люд, того и гляди, невпопад брякнешь - и на сворку*.
Губу закусил до крови стрелец. Сжал кулаки. На темной шее, выглядывающей из
широкого, хомутом, ворота, надулись жилы.
______________
* Сворка - привязка, бечевка, на которой водят собак.

Москвичи биты многажды и пуганы зело. Стрелец отворотил лицо в сторону,
и глаза у него нехорошо скосились. Не прост был дядя. Живя в Москве, подле
царей, стрельцы насмотрелись на разное. По толпе пошло: - Царице, царице
присягают!
С древних крестов сорвалась стая воронья и с мрачным граем
закувыркалась, заплясала над площадью. Люди головы подняли и увидели за
кремлевской стеной, за резными башенками, за причудливыми крышами вечернюю
зарю. Тяжелые тучи у окоема будто прорубили секирой, и в проруб этот глянуло
на людей стылое, ледяное небо. От зари в лица дышало таким холодом, что кожа
у людей натягивалась на скулах. Цепенели губы. Ах, горе, горе, что-то еще
будет?..

Царя похоронили по византийскому пышному чину, но с небрежением.
Кафтанишко надели плохонький, подпоясали простым сыромятным ремешком и сосуд
с миро, не по-царски бедный, поставили в гроб. Похоронщикам было не до того,
а царица Ирина, в горе, недосмотрела. От царствования она отказалась и в
простом кожаном возке съехала из Кремля в Новодевичий монастырь. Как
съехала - никто и не приметил. К тайному крыльцу ранним утром подогнали
санки, царица, шатко ступая по снегу, сошла молча, и дверцы возка плотно
закрылись. Кони шагом пошли из Кремля. Подковы глухо простучали по наледи.
Даже стрельцы, что стояли у сторожевой башни, не повернули голов. Возок
беден, кто мог подумать, что то царица съезжает из Кремля?
В Новодевичьем царица постриглась под именем инокини Александры. В
храме стояла ни жива ни мертва. Двое монахинь поддерживали под локотки.
Царицу шатало. Игуменья положила ей руки на голову. На серебряном блюде