"Федерико Феллини. Делать фильм " - читать интересную книгу автора

учитель был настоящим живодером, но иногда он внезапно добрел. Случалось это
перед праздниками, когда родители учеников приносили ему подарки, которые он
складывал горкой рядом с собой, как это делают сейчас регулировщики уличного
движения в праздник Бефаны. Набрав множество подарков, он прежде, чем
отпустить всех на каникулы, заставлял нас петь: "Giovinezza, eiovinezza,
primavera di bele-e-e-ezza..." ' - и очень следил, чтобы отчетливо слышались
все четыре "е". По окончании начальной школы меня отправили в Фано, в
маленький провинциальный колледж при монастыре деи падри Кариссими. Именно к
тому времени относится достопамятная встреча с Сарагиной, о которой я
рассказал в фильме "8 /2".
В Римини я вернулся, когда нужно было поступать в гимназию, что на
улице Темпьо Малатестиано, теперь там находятся городская библиотека и
картинная галерея. Здание гимназии казалось мне высоченным. Подниматься и
спускаться по его лестницам было целым событием, сулящим уйму приключений.
Иные из этих лестниц казались просто нескончаемыми.
Директор гимназии, прозванный Зевсом, был самым настоящим Манджафуоко и
своими ножищами - каждая величиной с малолитражку - старался пристукнуть
кого-нибудь из детей. Одним пинком он мог перебить позвоночник. Стоит себе
вроде неподвижно, а только подойди- так саданет копытищем, что расплющишься,
словно таракан.
Годы, проведенные в гимназии, были годами Гомера и "битв". В классе мы
читали и заучивали наизусть "Илиаду": каждый из нас отождествлял себя с
одним из персонажей Гомера. Я был Улиссом и потому во время чтения стоял
чуть в сторонке и смотрел вдаль. Титта, уже тогда парень тучный, был Аяксом,
Марио Монтанари - Энеем, Луиджино Дольчи - Гектором, "коней укротителем", а
самый старший из нас, Стаккьотти, сидевший в каждом классе по три года, был
"Быстроногим Ахиллом". После обеда мы отправлялись гурьбой на небольшую
площадь - разыгрывать Троянскую войну, бои между троянцами и ахейцами. А
проще говоря, ходили "биться". Учебники тогда связывались ремешками, и вот,
потрясая этими связками, мы набрасывались друг на друга - в ход шли то
ремни, то книги.
Все перипетии "Илиады" мы переживали и в классе, где видели уже не
товарищей, а одних лишь героев Гомера: их приключения становились нашими
собственными. Например, когда мы, читая "Илиаду", дошли до того места, где
Гомер называет Аякса "глупой грудой мяса", Титта - Аякс, воспылав ненавистью
к Гомеру, стал протестовать, словно поэт еще в те незапамятные времена решил
оскорбить лично его, Титту.
А когда дело дошло до смерти Гектора, для нашего Гектора - Луиджино
Дольчи наступил звездный час. Бедный Луиджино! Его, словно презренного
червя, волокли по земле вдоль стен Трои:
"Черные кудри крутятся, глава Приамида по праху
Бьется, прекрасная прежде, а ныне врагам Олимпиец
Дал опозорить ее на родимой земле илионской!"
Луиджино был мертв.
"Мать увидала,
Рвет седые власы, дорогое с себя покрывало
Мечет далеко и горестный вопль подымает о сыне"
Класс сидел затаив дыхание. Только Стаккьотти, которому Вулкан выковал
новые доспехи, мог обратить троянцев в бегство одним своим криком.
Но у Стаккьотти тоже было слабое место: пятка. И тогда троянцы