"Федерико Феллини. Делать фильм " - читать интересную книгу автора

зеленым крестом. Мы все, конечно, припустили туда. Шофер-санитар, зашедший к
Раулю выпить кофе, рассказывал, как все произошло. Какой-то "тоньино", то
есть немец, из тех, что, надев шорты и шляпу, украшенную перьями и всякими
значками, колесят на велосипедах по белу свету, остановился у мастерской
Гуата, чтобы спросить дорогу. Не говоря ни слова, Гуат, за всю жизнь не
обидевший и мухи, схватил один из своих клинков и оттяпал немцу ухо. И вот
теперь его везли в Имолу - в сумасшедший дом.
Высоко подпрыгивая, мы старались хоть на миг заглянуть через запыленные
стекла в машину: там на койке, перетянутый веревками, словно колбаса, лежал
Гуат, рот у него был завязан синим платком. Недоуменно и испуганно водил он
по сторонам налитыми кровью глазами, медленно опуская и поднимая, веки, как
курица на базаре.
А Фафинон? Фафинон - старик из Сан-Лео, который вечно околачивался у
прачечной на окраине Римини. Полное его прозвище было Фафинон из канавы;
когда ему нужно было облегчить кишечник, он укладывался, словно мостик,
поперек канавы и так лежал часами, оголив нижнюю часть тела, опустив зад в
холодную воду и блаженно пересвистываясь с ласточками и воробьями.
Случалось, птички, описав в воздухе спираль, слетали вниз и прыгали у него
на лбу или на груди.
Однажды прачки привели приходского священника - они не желали больше
терпеть такое безобразие. Фафинон же стал доказывать, что сам святой
Франциск разговаривал с воробьями. "Только он не валялся голым в канаве, как
ты, старая свинья!" - заорал священник.
Для нас, детей, встреча с Фафиноном была праздником. Мы окружали его,
дергали за пиджак и не отпускали до тех пор, пока он не выполнял нашу
просьбу: дело в том, что у старого Фафинона кроме умения разговаривать с
птицами был еще один талант - он мог производить непристойные звуки
бесконечно много раз подряд. Достаточно ему было постучать кончиками пальцев
по определенным участкам живота, слегка сосредоточиться - и готово! Вы могли
заказать Фафинону звуки любой тональности, попросить воспроизвести голос
любого музыкального инструмента, любого домашнего животного. Вот радость!
Вот восторг! "Фейерверк", которого мы требовали от него, крича и прыгая, был
достойным финалом представления: тут старик порой сам себе удивлялся. Мы
катались по земле, хохотали до слез - ну что за чудо-человек!
Гораздо менее симпатичными - один вечно раздраженный второй вечно
мрачный - были Джиджино и Бестеммья.
Джиджино - здоровенный детина (я даже завидовал его силе) - все время
проводил на пляже или у мола зимой - в толстых свитерах и замшевых куртках,
летом - почти голый, в одних трусах. Как-то на молу он встретил одного
своего принаряженного приятеля с девушкой. "Сдается мне, патака,- сказал он
своим писклявым голосом,- что ты слишком закутался!" - и швырнул парня в
воду.
И хотя выходки Джиджино были унизительными, все смеялись, потому что
побаивались его. Заглянув в кафе, он задерживался у бильярда и принимался
комментировать игру: "Вот этот шар - ну чистый патака. А вот тот - еще
хуже!.." Уходил он со словами: "Спокойной ночи, зас...цы. Я отправляюсь к
своей мамочке". Но вот однажды вечером, встретив своего парикмахера с
барышней, Джиджино сообщил ей, что ее кавалер уже женат. И тогда парикмахер
избил его до полусмерти, отомстив разом за всех парней Римини.
Бестеммья был отчаянным ругателем, потому-то его и прозвали Бестеммьей.