"Федерико Феллини. Делать фильм " - читать интересную книгу автора

нежно щекотал ей нос. По всему было видно, что это его девушка. Потом пришел
другой парень из той же компании и сел на место первого, который отправился
за арбузом. Меня удивило, что второй парень обращался с девушкой точно так
же, как ушедший. Вскоре первый вернулся и стал есть арбуз, поглядывая, как
приятель целует его девушку. Наконец приятель ушел, растворился среди
танцующих, а я придвинулся к парню и, надеясь понять, как он терпит столь
явную измену, спросил: "Разве эта девушка не твоя?" "Нет, не моя,- ответил
он.- Просто ей нравится быть со мной"
До лицея я никогда не задумывался над тем, какому занятию посвящу свою
жизнь; мне не удавалось представить себя в будущем. Профессия, думал я,- это
нечто неизбежное, как воскресная месса. И я никогда не загадывал: "Вот
вырасту и буду тем-то или тем-то". Я думал, что вообще никогда не стану
взрослым. В сущности, не так уж я и ошибся.
Со дня своего рождения и до момента, когда я впервые попал в Чинечитта,
за меня жил кто-то другой - человек, который лишь изредка, причем тогда,
когда я меньше всего этого ожидал, одаривал меня какими-то обрывками своих
воспоминаний. И потому я должен признаться, что в моих фильмах-воспоминаниях
воспоминания от начала и до конца выдуманы. Впрочем что от этого меняется?
Так вот. В детстве я сам мастерил себе марионеток. Сначала рисовал на
картоне фигурки, потом вырезал их, приделывал к ним головы, слепленные из
глины или из пропитанной клеем ваты. Напротив нас жил один здоровенный дядя
с рыжей бородой. Он был скульптором и частенько с любопытством заглядывал в
продовольственный склад моего отца, где его приводили в восторг черные и
пузатые сыры "пармиджано". Он утверждал, что это "произведения чистого
искусства", и все уговаривал отца одолжить ему парочку - для вдохновения, но
отец обычно переводил разговор на другое. Однажды скульптор увидел, как я,
сидя в уголке, с чем-то вожусь, и научил меня пользоваться жидким гипсом и
пластилином Я даже краски делал себе сам, дробя и растирая кирпич. В одном
из переулков, по которому я обычно ходил к своему репетитору (а с
репетитором мне приходилось заниматься круглый год, так как в школе я ничего
не усваивал), жил Амедео - маленький беззубый человечек который, напевая
что-то себе под нос, мастерил превосходные вещи из кожи. Амедео относился ко
мне с симпатией и дарил обрезки кожи, валявшиеся у него на полу Чуть
подальше жили два столяра - близнецы, которые только тем и отличались друг
от друга, что один был глухим, а другой постоянно насвистывал. В их
мастерскую я тоже любил заглядывать и они давали мне плашки мягкого дерева.
В общем, если подумать, то можно, пожалуй, сказать, что фантазия у меня
всегда как-то связывалась с ручным трудом.
Меня никогда не занимали никакие игры, кроме марионеток, красок и
изготовления объемных картинок-раскладок, которые я сам рисовал на тонком
картоне, вырезал и склеивал. И все. Ни разу в жизни я не наподдал ногой
мяча. Мне нравилось также, запершись в туалете, часами пудрить себе лицо,
приделывать усы и бороду из пакли, наводить жженой пробкой баки и
мефистофельские брови.
Да и в кино, мальчишкой, я бывал не часто. Обычно у меня не было на это
денег, мне их не давали. Кроме того, в кинотеатре "Фульгор", куда я обычно
ходил, могли и поколотить. На местах "для простой публики", то есть на
расставленных перед самым экраном расшатанных скамьях, во время некоторых
сцен в приключенческих или военных фильмах между мальчишками вспыхивали
яростные потасовки: все орали, норовили ударить друг друга башмаком по