"Жан-Луи Фетжен. Ночь эльфов ("Эльфы" #2) " - читать интересную книгу автора

герцога Мелодиаса де Лионесса, подрался с каким-то неизвестным, богато
одетым на чужеземный манер и увешанным драгоценностями. После короткого
расследования выяснилось, что этот человек - бывший интендант, некогда
признанный виновным в мошенничестве и воровстве и разыскиваемый во всем
герцогстве, чтобы незамедлительно быть казненным. Этот случай вызвал больше
насмешек, чем недоуменных перешептываний, в отличие от неподобающего и
омерзительного присутствия на пиру Маольт - наиболее известной скупщицы
краденого в королевстве гномов. Толстая, дряблая и бледная, облаченная в
шелка, с пальцами, унизанными множеством колец, она сидела в окружении своих
приближенных, и вокруг них образовалась пустота. Никто не желал
компрометировать себя, садясь за ее стол, а те, кто не знал, кто она, искоса
посматривали на нее и жадно слушали ужасающие истории о ней, которые им
рассказывали на ухо соседи. На первый взгляд она почти ничем не отличалась
от разбогатевших и разжиревших торговок, мелькавших то здесь, то там среди
приглашенных, но она не делала никакой тайны из своей принадлежности к
Гильдии, и тот факт, что ее пригласили на праздник, вместо того чтобы
отправить на виселицу, казался по меньшей мере странным.
Между тем как слуги, одетые в цвета королевской четы, вносили широко
нарезанные ломти хлеба, казавшиеся желтыми, красными и зелеными оттого, что
были усыпаны шафраном, розовыми лепестками или петрушкой*[*такие ломти
служили тарелками: каждый накладывал на них яства с больших блюд собственным
ножом или просто руками], епископ Бедвин попытался произнести "Benedicite".
Но слова благодарственной молитвы быстро потонули в шуме разговоров - то ли
потому, что сотрапезники не имели ни малейшего представления о ее смысле, то
ли потому, что они с большей охотой обсуждали утренние события. Или, скорее
всего, потому, что они испытывали сильную жажду, а на каждом столе
возвышался ряд кувшинов, полных свежего кларета, - словно животворный
источник. А вскоре трубы и лютни менестрелей заглушили все остальные звуки -
сплетни, пересуды, ругательства и смех.
Лео де Гран, как и все присутствующие, воздал должное хорошему вину,
трюкам жонглеров, искусству танцоров, исполнявших павану и гайар,
дрессировщикам медведей и собак, шустрым служаночкам с развязанной шнуровкой
на корсажах и испытал невольное восхищение при виде разнообразия блюд:
жаркое из оленины, курица в меду, луковый суп, слоеные пирожки с мясом и
рыбой, жареные павлины, паштеты, тушеные бобы, жареный картофель, пирожные,
бланманже - и вдоволь пива, эля и красного вина с корицей. Наблюдая за
манерами гостей, он вспомнил старинный текст, в котором очень хорошо
описывалась обстановка на подобном пиру: "Прожорливость и опьянение не
подобают женщине, ибо она становится развязной, крикливой и бесстыдной...
Речь ее сумбурна, изобилует хвастовством, тщеславием, бессмыслицей,
злословием и проклятьями..." Сам он, как и многие другие, поднялся и ушел
блевать после нескольких перемен блюд, но в отличие от них больше не
вернулся за стол.
Сегодня, вспоминая обо всем, он не испытывал ничего, кроме отвращения.
Закрывая глаза, он снова видел угодливые поклоны и слышал льстивый
шепот, повсюду сопровождавшие нового регента королевства, в то время как сам
Горлуа с благодушно-удовлетворенным видом расточал свои милости. Эта
унизительна суета продолжалась в течение всего праздника, по мере того как
среди гостей распространялись слухи о его щедротах. И вскоре - хотя об этом
не было произнесено ни слова, а догадаться можно было лишь по тем