"Лион Фейхтвангер. Семья Опперман" - читать интересную книгу автора

художественный отдел под дюжим напором обывательских требований сдается на
милость победителя. Клаус Фришлин все еще пытался - упорно, изворотливо,
безнадежно - найти лазейку для своего изощренного вкуса. Густава эти
попытки забавляли и трогали. Ему нравился этот настойчивый человек, он
часто приглашал его к себе в качестве личного секретаря и помощника по
своей научной работе.
И в эту среду, как обыкновенно, Густав пригласил Фришлина. Он
собирался, собственно, поработать над Лессингом. Но не будет ли это
вызовом завистливой судьбе - именно сегодня засесть за любимую работу? И
он решил: лучше заняться хронологическим обзором собственной жизни. Ведь
только нынче утром он обратил внимание на то, как плохо он ориентируется в
собственной биографии. Навести здесь некоторый порядок - вполне подходящая
задача в день пятидесятилетия.
Густав был искушенным знатоком биографий различных деятелей
восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Он умел распознавать решающие
моменты в судьбах этих людей. Но удивительно, как трудно отличить
существенное от несущественного, когда дело касается собственной жизни. А
ведь немало было сильных переживаний, своих и чужих: была война, была
революция. Что же в конце концов изменило его? С грустью почувствовал он,
как много растерял. Эти мысли привели его в дурное настроение.
Он вдруг резко оборвал их. Улыбнулся.
- Возьмите открытку, милый Фришлин, - сказал он. - Я вам продиктую
текст. - Он стал диктовать: - "Милостивый государь. Запомните на остаток
дней ваших: "Нам положено трудиться, но нам не дано завершать труды наши.
Искренне преданный вам Густав Опперман".
- Хорошие слова, - заметил Клаус Фришлин.
- Не правда ли? - сказал Густав. - Это из талмуда.
- Кому адресовать открытку? - спросил Фришлин.
Густав Опперман улыбнулся по-мальчишески плутовато.
- Пишите, - сказал, - "Д-ру Густаву Опперману, Берлин-Далем,
Макс-Регерштрассе 8".
Если не считать написанной открытки, утро прошло неплодотворно, и
Густав был доволен, когда подвернулась уважительная причина прервать
работу. Причина эта явилась в лице прелестной Сибиллы Раух, его подруги.
Да, это она, Сибилла Раух, подкатила на своей маленькой, смешной, разбитой
машине. Густав сошел вниз встречать гостью. Не смущаясь присутствием слуги
Шлютера, открывавшего ворота, она поднялась на цыпочки и прохладными
губами поцеловала Густава в лоб. Сделать это было не так просто, так как
под мышкой у нее был зажат большой пакет - подарок Густаву ко дню
рождения.
Подарок оказался старинными часами. Над циферблатом был глаз, так
называемый "глаз божий", ежесекундно двигавшийся слева направо, слева
направо. Густав давно уже собирался поставить в своем рабочем кабинете
такие часы, как постоянное напоминание ему, несколько разбросанному
человеку, о необходимости порядка в работе. Но ему не попадались часы с
подходящим к общему тону комнаты корпусом.
Он рад, что Сибилла нашла как раз то, что нужно. Он благодарит ее
шумно, сердечно, любезно. Но в глубине души он немножко задет. Это
неугомонное око, которое должно надзирать за ним, - нет ли здесь элемента
критики? Густав гонит от себя неприятное ощущение, не дает ему стать