"Поль Феваль. Королевские бастарды ("Черные Мантии" #7) " - читать интересную книгу автора

двух шагах от входа.
- Нужно бы убрать Цезаря с дороги, - спохватился Моран.
Он закрыл зонт, поставил фонарь на пол и перенес несчастного Цезаря в
угол потемнее.
- Не капризничайте, мадемуазель Тильда, - сказал Моран дочери. -
Умниц-разумниц Цезарь никогда не обижал. Он был очень доброй и красивой
собакой. Правда, потрепал однажды снегиря мошенника Жафрэ. Наверное, Жафрэ
его здесь и запер... Сколько же воды утекло с тех пор, Господи Боже мой!..
Моран поднял фонарь и стал неспешно подниматься по лестнице. Фонарь
осветил его лицо, и тут выяснилось, что этому мужчине не так уж много лет;
вот только походка у него была тяжелая, стариковская. Лицо же его было
кротким и вместе с тем упрямым, а вот глаза казались чуть-чуть безумными.
Маленькая Тильда, по-прежнему дрожа от страха, поднималась следом за
отцом. Она больше не жаловалась, но по ее умненькому личику было видно, до
чего ей не по себе в пустом заброшенном доме.
Дом и впрямь казался мертвым, и о безнадежном отчаянии этого покинутого
жилища красноречивее всего свидетельствовали останки Цезаря, верного друга
хозяев.
Девочка и ее отец миновали анфиладу комнат - нежилых, без мебели, с
клочьями обоев на стенах, - оставляя за собой цепочку следов на толстом слое
пыли, покрывавшем пол. Несмотря на запертые ставни, по комнатам гулял ветер,
врываясь в дом сквозь разбитые стекла. Двери же в этом царстве запустения
были гостеприимно распахнуты настежь, позволяя беспрепятственно продвигаться
вперед.
На втором этаже, в четвертой по счету комнате господин Моран наконец
остановился перед первой закрытой дверью. Ища нужный ключ в своей связке, он
ласково сказал дочери:
- Тут вам не будет страшно, мадемуазель Тильда! Вас обогреет добрый
огонек, а если вы мне улыбнетесь, то получите даже пирожное.
Он распахнул дверь. К великому сожалению, слабый свет фонаря не
позволял толком разглядеть новую комнату, а она между тем ничуть не походила
на все те помещения, которые только что миновали наши друзья. Комната эта
оказалась просторной гостиной в четыре окна с мрачноватыми, но очень
эффектными шторами. Вдоль стен, отделанных изумительными резными панелями,
выстроились старинные высокие стулья. Из потускневших золоченых рам смотрели
потемневшие от времени портреты, а над ними в лепных картушах красовались
гербы, которые, впрочем, едва можно было различить в тусклом мерцании
фонаря, явно не способного разогнать тьму.
В глубине гостиной виднелось венецианское зеркало в тяжелой узорной
раме, а под ним в огромном беломраморном камине едва теплился обещанный
"добрый огонек", который еще совсем недавно наверняка горел весело и ярко.
От каждого предмета в этой комнате веяло величием прошлого, и тем более
странно смотрелись среди былого великолепия две вещи нашего века: плохонькая
кровать красного дерева, будто доставленная из дешевого магазина на улице де
Клери, и такой же жалкий столик на одной ножке, тоже сделанный из красного
дерева и отмеченный печатью неизбывного мещанства. На столике вошедшие
увидели поднос с чайником, чашки, блюда с холодной дичью и пирожными, графин
и несколько бутылок.
Как только господин Моран переступил порог этой гостиной, живо
напомнившей о давних временах, лицо его стало благоговейным. Очутившись в