"Поль Феваль. Черные Мантии ("Черные Мантии" #1) " - читать интересную книгу автора

Все изделие, инкрустированное сверкающим золотом и серебром, усыпанное
рубинами и украшенное затейливой чеканкой в духе оружейных мастеров
средневековья, своим великолепием и искусной работой привлекало внимание как
дилетантов, так и знатоков.
Весь Кан уже ознакомился с боевой рукавицей, обнаруженной Мэйноттом в
куче железного хлама. Отреставрированная его умелыми руками, всю последнюю
неделю она красовалась в витрине магазина. Мнение было одно: нет в городе
достаточно богатого любителя, чтобы осилить стоимость такого изделия,
редкого как по технике исполнения, так и по ценности металлов и изящных
камней, преумножавших его красоту. Назывались сумасшедшие цены, а наиболее
сведущие утверждали, что Андре Мэйнотт отправится в Париж, чтобы продать
свою боевую рукавицу самому королю - почетному директору Лувра.
Это было незадолго до того момента, как Ж.-Б. Шварц повстречал
несравненного господина Лекока на набережной Орна. Пятьдесят пар очков,
принадлежавших коммерсантам, студентам и офицерам, были направлены в сторону
витрины Мэйнотта, где между топориком и кастетом, под гирляндами кружев Жюли
сверкала золоченым узором знаменитая боевая рукавица. Пятьдесят пар очков
прогуливались под липами площади Акаций и ловили очаровательный образ,
скрывавшийся в глубине, за выставкой железа и шелковых кружев; супруга
Мэйнотта стеснялась своей популярности и держалась со своим младенцем вдали
от любопытных глаз.
Андре работал, напевая, за своим верстаком, приводя в порядок пистолеты
и отвечая время от времени вежливым кивком головы на поклоны своих клиентов.
А большинство обладателей очков действительно стремилось
поприветствовать Андре, что и отрадно отметить. Среди них были элегантные
кавалеры, хотя их и портило досадное присутствие очков; были и розовые щеки,
гибкие тонкие талии: короче, недостаток в привлекательных молодых людях
ощущался в Кане не больше, чем в других городах, и эти милые юноши, все как
один, были бы рады отдать содержимое своих карманов любому, кто мог хотя бы
заподозрить их в нарушении спокойствия крепкой, как цитадель, семьи
ремесленника. Вот так!
Этажом выше комиссар полиции и его супруга, стоя на балконе, дышали
свежим воздухом. Жена комиссара принадлежала к враждебной и взыскательной
категории тех, кто не был дурнушками, и Жюли изрядно ее раздражала. Комиссар
же, человек благоразумный, ограниченного ума и непреклонной честности,
считал своих соседей обычными пройдохами, а их успех - возмутительным. К
тому же дома его неустанно пилили за то, что некогда он сказал, будто у Жюли
Мэйнотт большие глаза. Госпожа комиссарша поговаривала о переезде в другое
место, и все из-за Жюли, но ей было жаль расставаться с видом на деревья
перед домом.
Пары очков не столь уж часто обращались к ее балкону, но это не мешало
ей говорить:
- Невыносимо, когда на тебя все время смотрят!
У комиссара тоже было скверное настроение.
В половине седьмого вечера к Мэйноттам постучался старый слуга; на нем
был диковинный сюртук, призванный изображать ливрею. Комиссар с супругой в
один голос сказали:
- Смотри-ка! У господина Банселля есть дело к Андре!
Слуга был из дома господина Банселля.
Прошло немного времени, и Андре с непокрытой головой и без сюртука