"Поль Феваль. Черные Мантии ("Черные Мантии" #1) " - читать интересную книгу автора

против друга и принялись за еду. Андре хотел, чтобы они сделали вместе (вот
тост без слов), первый глоток вина; капли простого деревенского напитка
объединили их уста в горячем поцелуе. Поначалу это был строгий праздник,
вызов, брошенный благородным Андре невзгодам предстоящей разлуки. Но потом
пришла радость, светлая и торжественная, которая захватывала их все больше и
больше по мере того, как продолжался этот семейный пир, и от этой картины
сжимается сердце. Это был пир приговоренных, как в древности.
Они ели и пили, с наслаждением отдаваясь небесным ласкам. О! Как они
любили друг друга; я говорю не только об Андре, и разве хоть чего-то стоит
неясная мысль, промелькнувшая недавно в измученной голове Жюли! Их глаза
говорили теперь на одном языке. Они любили - единственной всепоглощающей
любовью; сердца их сливались, и слова больше не были нужны. Они были совсем
молоды, и страсть брала свое. Желание Андре передалось Жюли, и порыв ее
ответного чувства привел Андре в состояние почти религиозного восторга.
В истории Франции есть эпизод, достойный папирусов Клио. На кровавом
фоне террора я вижу несколько стоящих особняком фигур. Эти люди были очень
молоды, их звали Бриссо, Вернье и Жансонне, но в нашей памяти сохранилось
лишь одно объединяющее их имя: жирондисты. Когда настал их последний час, в
разгар вакханалии палачей, требовавших их казни, эти люди, преданные лишь
одной свободе, собрались, чтобы вместе преломить хлеб и выпить по глотку
вина, отмечая со светлой торжественностью свою предстоящую кончину. Мы
помним их прощальные улыбки.
Перенесемся снова к молодым супругам, в уединении справлявшим свою
последнюю трапезу. Они погружались в море грез, и это приводило их в
восторг; лес - свидетель их услад - одаривал их своими волшебными звуками и
ароматами.
Жюли была так прекрасна, что супругу, ослепленному ее красотой, она
виделась в ореоле святой. Оба они светились счастьем, и их неутомимые сердца
в порыве торжествующей страсти, торопясь, поглощали священный огонь любви.
Жюли уже ни о чем не помнила и была готова всем пожертвовать ради
Андре. И тогда она стала думать о смерти.
Но время шло. Жюли, томная и бледная, приподнявшись на траве и
улыбаясь, опустила голову на колени Андре. Роскошные локоны ее разметавшихся
волос ниспадали на плечи, грудь ее часто вздымалась; легкая усталость
приглушала блеск ее глаз. Андре искал губами ее губы, и она сказала:
- Во всем мире для меня существуешь только ты; и нет силы, способной
отдать меня другому!
Дул легкий ветерок, он слушал и уносил то, что слышал; а листва все
шелестела, и в этот шелест вплетались диковинные голоса птиц; однообразно
журчал ручей; косые лучи солнца, прорываясь меж ветвей деревьев, пронизывали
лес золотыми стрелами.
Неужели этот дивный сон должен был кончиться?
Дилижанс, следовавший из Кана в Париж, вечером прибывал в Муль-Аржанс;
здесь меняли лошадей. На почтовой станции появилась молодая крестьянка; она
поднялась в дилижанс и заняла свободное место в его дальней части; в то же
время молодой человек с небольшим свертком в руках уселся на скамейке
империала. У крестьянки был чемодан. Кучер - человек, повидавший жизнь, как
и все его собратья, - посмотрел на нее из-под очков и с нескрываемым
восхищением произнес:
- Ай да ягодка! В Париже ей цены не будет!