"Владимир Фильчаков. Театральный Мальмстрем" - читать интересную книгу автора

Она совсем обмякла в моих объятиях, я прижимаюсь к ней, я весь горю...
Строчки прыгают перед глазами, голова кружится, дыхание стеснено... Что
это? Да это же та самая пьеса! Я ее читаю, лежа на диване! Где, где в ней
написано, что я должен целовать Анну Макаровну за кулисами?! Я пытаюсь
вглядеться в строчки, но нет, зрение никак не фокусируется, строчки убега-
ют, плывут, множатся, я с раздражением отбрасываю листки, вскакиваю, мечусь
по комнате, ломаю руки. Вот же она была в моих объятиях, я обнимал ее, по-
датливую, нежную, милую. Почему это так быстро кончилось? Боже мой, неужели
я действительно люблю эту женщину?! Листы пьесы шуршат под ногами, я подни-
маю их, пытаюсь читать, читать, только бы вернуть это ощущение, ощущение
объятий любимой женщины, но нет... Нет! Не могу прочитать буквы, они тря-
сутся, расплываются, падают, из них не выстроишь слов, они как забытая фра-
за, которая вертится на языке, но которую никак не можешь вспомнить, они
знакомы и незнакомы, словно буквы чуждого алфавита... Я снова бросаю лист-
ки, они падают, устилают весь пол, они белые, нестерпимо белые... Опять
раздается зуммер. Откуда? Зачем? Что это за звонок? Да это же дверной зво-
нок! Кто-то звонит в дверь! И вдруг я ясно понимаю, что стою посреди комна-
ты, мокрый от пота, руки судорожно стискивают листки, а в дверь продолжают
звонить с маниакальной настойчивостью. Бог мой! Ведь это спасение! Я встаю
на деревянные ноги, медленно бреду к двери, поворачиваю рычажок замка,
дверь открывается... Ооо, если бы за дверью стояла ОНА! Я бы умер тут же,
не сходя с места!
Но это не ОНА, это Наташа, моя бывшая жена. Я тупо смотрю на нее, она
смотрит на меня, с упреком и сожалением.
- А я звоню тебе, звоню, - говорит Наташа, - а ты не открываешь, я уж
испугалась, не случилось ли чего. Ты пьян?
Я машинально киваю. Да, я пьян. Но не от алкоголя, а от пережитого.
Наташа проходит мимо меня, снимает плащ, осматривается. Я механически
следую за ней, подхватываю плащ, бросаю его на спинку стула.
- Я тебе поесть принесла, - Наташа кивает на сумку, которую держит в
руках, из сумки вкусно пахнет борщом и домашними котлетами. Я знаю, что ни-
чем из сумки не пахнет, этот запах у меня в памяти, но я знаю, что не ошиб-
ся, именно борщ и котлеты обнаружатся в сумке, когда я ее открою.
- Спасибо, - деревянно говорю я.
- Как ты? - этот вопрос риторический, на него я не отвечаю, ведь подра-
зумевается, что у меня все хорошо, даже прекрасно, лучше и быть не может!
- У меня нет хлеба, - говорю я через минуту, глядя в сторону.
- Я принесла, - Наташа смотрит на меня с сожалением - я совершенно не
изменился со вчерашнего вечера, все такой же несобранный, не от мира сего,
и если тебя не кормить, дружочек, ты ведь умрешь с голоду, и будет эта
смерть на совести твоей бывшей жены...
- Зачем ты меня кормишь? - спрашиваю я в тысячный раз, спрашиваю и знаю
ответ.
Наташа не отвечает. Этот вопрос тоже риторический. Она относит сумку на
кухню, выгружает провизию на стол, там еще теплая кастрюлька с борщом и
котлеты в тарелке, накрытые другой тарелкой; она забирает вчерашнюю посуду,
которую я так и не удосужился вымыть, удрученно качает головой, выхватывает
плащ, который я пытаюсь ей подать, грустно говорит "Приятного аппетита" и
выходит, тихо притворив за собою дверь. Я плюхаюсь на диван и закрываю лицо
ладонями. Мне стыдно, нестерпимо стыдно, правда я так и не понимаю - почему