"Тимоти Финдли. Пилигрим " - читать интересную книгу автора

- Я, конечно, не уверен, но может, это какой-то знак?
Может, он член какого-нибудь клуба или тайного общества? И ониузнают
друг друга по этим знакам...
- Спасибо, Кесслер. Все это очень интересно.
- Да, сэр. Мистер Пилигрим вообще очень интересный человек. Не просто
очередной лунатик. Вы понимаете?
- Прекрасно понимаю. Всего хорошего.
- Всего хорошего, доктор.
Когда Юнг ушел, закрыв за собой дверь, Кесслер вернулся к кровати, взял
рубашку Пилигрима, расправил, как и раньше, рукава и поднял ее к солнечному
свету, лившемуся через окно.
Значит, aнгелы пахнут лимонами? Ну-ну... Они пахнут лимонами, а в том
месте, где у них прикрепляются крылья, Господь ставит отметину в виде
бабочки - прямо между лопатками.
Он держал расправленные рукава и смотрел, как солнечный свет колеблется
в складках. Складывал их - и расправлял. Складывал и расправлял - и снова
складывал и расправлял в ангельском полете.


12

Кесслер жил со своей матерью и сестрой Эльвирой в высоком узком доме на
полпути между клиникой и рекой Лиммат. Он был единственным сыном в семье,
зато в ней было шесть дочерей, причем пять из них удачно вышли замуж.
Шестую, Эльвиру, родители оставили при себе, чтобы она присматривала за ними
до самой смерти - вела хозяйство, выполняла их поручения, а заодно
воспитывала и растила малолетнего Иоганнеса Кесслера.
Они были бедны. Родители оба работали: Иоганнес-старший - на мельнице,
фрау Эда - поварихой у адвоката герра Мюнстера, который, кстати, не был
женат. Однако его холостяцкое положение никоим образом не угрожало репутации
фрау Эды. Она не потерпела бы ни малейших намеков на заигрывание. Фрау Эда
лелеяла честолюбивые планы насчет детей, и никакие скандалы не должны были
омрачить их будущее. Ее дети выбьются в люди!
Главным достоянием детей было ее собственное приданое - дом, в котором
они жили, подарок покойного отца фрау Эды. Если бы не дом, стоявший в центре
района, где обитали представители среднего класса; им пришлось бы поселиться
в предместье, среди бедноты, ютившейся в лачугах и многоквартирных халупах
между мельницами и фабриками. Именно туда Иоганнес-старший отправлялся
каждое утро - и оттуда возвращался поздно вечером.
Самым ранним воспоминанием Кесслера-младшего был образ отца: как он
сидел, вымотанный до предела, и глядел пустыми глазами поверх тарелки с
супом, ничего не говоря, лишь поднося ложку ко рту и опуская вниз, пока она
не начинала скрести по дну. Тогда Эльвира вынимала ложку у него из руки и
совала вместо нее вилку. Далее следовали сосиски, капуста и картошка,
которые отец съедал так же машинально, прихлебывая светлое пиво и отламывая
кусочки хлеба.
Keсслер-младший тем временем сидел на высоком детском стульчике,
колупаясь в пюре из тех же продуктов, что подавали каждый вечер отцу: либо
сосиски, капуста и картошка, либо картошка, сосиски и капуста. Это было их
единственное меню, хотя Эльвира, надо отдать ей должное, старалась