"Тибор Фишер. Коллекционная вещь" - читать интересную книгу автора

горняках, поджогах и работном доме. В тот самый день, когда она, несколько
раз собственноручно переписав свой труд, ставит наконец точку, немецкая
подруга присылает ей только что опубликованную книгу некоего герра Фридриха
Энгельса "Положение рабочего класса в Англии в 1844 году" - Одилия читает
по-немецки, и подруга полагает, что такого рода исследование может ее
заинтересовать.
Мы пакуем чемоданы и перебираемся в Париж, где Одилия принимает
участие в революции, хотя, в чем это участие заключается, остается для меня
загадкой
- меня и другие бьющиеся предметы прячут в безопасное место, сама же
Одилия обходит эту тему стороной. Завсегдатаи аристократических салонов как
огня боятся ее острого язычка, и некоторые, пасуя перед ней, в страхе
покидают Париж навсегда. Даже самые известные литераторы не в состоянии
найти ответы на ее коварные вопросы касательно французской грамматики и
синтаксиса; сама же Одилия, уединившись в деревне, четыре года пишет роман,
героиня которого, юная крестьянка, выходит замуж за врача из Нормандии.
После нескольких неудачных любовных связей героиня разочаровывается в жизни
и принимает мышьяк, который продает ей местный аптекарь. Из деревни Одилия
возвращается в Париж, где целыми днями трудится над последними главами
своего сочинения и принимается искать издателя ровно через неделю после
того, как в "Ревю де Пари" появляется первая часть романа некоего мсье
Гюстава Флобера под названием "Мадам Бовари".
Литературным амбициям Одилии нанесен, таким образом, сокрушительный
удар, однако мы не ропщем и на следующий же день отбываем на Восток. Одилия
и раньше проявляла живой интерес к описательной зоологии; отвлекаясь от
литературного труда, она частенько запихивала несчастных насекомых в банки
со спиртом, ловила собственными руками птиц и рассматривала пауков в
увеличительное стекло, которое неизменно носила с собой. Путешествия сулят
немало опасностей - мне ли, пережившей на своем веку великое множество
самых разнообразных кораблекрушений и засад, этого не знать?
Теперь я стараюсь не лезть на рожон.
К выводу о том, что разумнее всего стоять на полке и помалкивать, я
пришла после того, как однажды акушерка затолкала в меня (тогда я еще была
кувшином с узким горлышком) только что родившегося младенца, вынудив меня
против собственной воли исполнять роль палача. Я, разумеется, немедленно
раздалась в диаметре - и в результате громогласно ревущий младенец вырос и
превратился в хозяина жизни, многих жизней; самым безжалостным образом
истребив тысячи людей на огромной территории, он породил в миллионы раз
больше несчастий, чем то, что удалось при его рождении предотвратить мне.
На корабле Одилия пользуется несомненным успехом. Однажды, уже в Тихом
океане, несколько матросов воспылали к ней как противоестественными, так и
вполне естественными чувствами и как-то вечером направились к ней в каюту.
Когда в дверях появился первый матрос, я раздулась до немыслимых размеров и
превратилась в самого настоящего бенгальского тигра: полосатого, с
блохами - правда, без рычания и запаха. (Не верьте, если вам будут
говорить, что кинематограф изобрели французы.) Вследствие этой метаморфозы
у бедного матроса произошла полная переоценка ценностей, он в какие-то доли
секунды пересмотрел всю свою жизнь, осознал, что жил неправильно, и,
немного поостыв, выбросился за борт. Это была моя пятнадцатая попытка найти
счастье в телесном обличье.