"Тибор Фишер. Коллекционная вещь" - читать интересную книгу автора

В Австралии, ведя постоянное наблюдение за своими заспиртованными
паучками и плавучими улитками, Одилия неустанно трудится над книгой, в
которой пытается объяснить происхождение всевозможных видов. Свой труд она
отсылает в Лондон, где двумя неделями раньше в Линнеевском научном обществе
обсуждается работа некоего мистера Чарльза Дарвина, где автор выдвигает
теорию естественного отбора, теорию, которой, на мой взгляд, не хватает
живости, непосредственности и чувства юмора - всего того, что отличает
научные труды Одилии.
В Женеве Одилия решает наконец дать волю своим столь долго
сдерживаемым чувствам. Уже немолодая женщина, она давно стремится завоевать
сердце одного русского графа, с каковой целью, используя в полной мере свой
недюжинный интеллект, предлагает графу самый широкий ассортимент брачных
утех. Человек, знающий о соитии не понаслышке, граф тем не менее захвачен
врасплох: кто бы мог вообразить, что женщина на такое способна; и в самом
деле, кое-какие хитрости оказались неизвестными даже мне - по всей
вероятности, испробованы они были впервые двумя неделями раньше в одном
парижском борделе. В результате прибор графа становится полигоном для самых
рискованных экспериментов, сам же граф в порыве безудержной страсти
откусывает деревянную бабочку, вырезанную на спинке кровати, лишается двух
передних зубов и предлагает Одилии руку и сердце окровавленным, утыканным
занозами языком.
Молодые уединяются в поместье графа под Санкт-Петербургом, где Одилия
вновь берется за экономику, живо интересуется работой местных фабрик,
делает выписки из всевозможных справочников - и создает шестисотстраничный
труд о прибавочной стоимости и первоначальном накоплении. Читается труд на
одном дыхании. В тот самый день, когда она наконец ставит точку, ее
немецкая подруга, которая теперь живет в Лондоне, присылает ей "Капитал"
некоего герра Карла Маркса. Прощай, экономика.
Однако научная мысль Одилии по-прежнему не дремлет. Она собирает
говорящий фонограф и с нетерпением ждет возвращения мужа из
Санкт-Петербурга, чтобы продемонстрировать ему свое последнее изобретение.
Однако из столицы граф привозит журнал, где сообщается о некоем Томасе
Эдисоне и его телефонном аппарате. Умирает Одилия в 1890 году, оставив
после себя несколько картин, на которых изображены искаженные до
неузнаваемости предметы и люди и к которым столичная художественная критика
отнеслась с полнейшим равнодушием, а также разрисованную стеклянную посуду
и рукопись, которая озаглавлена "Классификация и расшифровка снов в
зависимости от соматического состояния пациента" и к которой приложены
многочисленные отрицательные отзывы высших научных авторитетов, -
рассматривать всерьез работу автора, не имеющего полноценного
академического образования, они не сочли возможным.
Однако самое большое удовольствие доставляли Одилии ее коллекции - и
прежде всего коллекции старинной керамики и... безумных поэтов.
Одилия открыла у себя в поместье небольшой сумасшедший дом. Почему она
решила коллекционировать именно безумных поэтов, сказать не берусь - в
конце концов, у каждого собирателя есть своя специализация; что же до
безумных поэтов, то пристальное изучение, которому подвергла их Одилия,
дало им уникальную возможность поверять свои беспорядочные мысли бумаге.
Как высокопарно говорила сама Одилия: "Они - переписчики слова Божьего". Я,
разумеется, могла бы кое-что рассказать ей в этой связи - но не будем об