"Френсис Скотт Фицжеральд. Великий Гэтсби." - читать интересную книгу автора

женские силуэты вились, точно мотыльки, в синеве его сада, среди
приглушенных голосов, шампанского и звезд. Днем, в час прилива, мне было
видно, как его гости прыгают в воду с вышки, построенной на его причальном
плоту, или загорают на раскаленном песке его пляжа, а две его моторки
режут водную гладь пролива Лонг-Айленд, и за ними на пенной волне взлетают
аквапланы. По субботам и воскресеньям его "роллс-ройс" превращался в
рейсовый автобус и с утра до глубокой ночи возил гостей из города или в
город, а его многоместный "форд" к приходу каждого поезда торопливо бежал
на станцию, точно желтый проворный жук. А в понедельник восьмеро слуг,
включая специально нанятого второго садовника, брали тряпки, швабры,
молотки и садовые ножницы и трудились весь день, удаляя следы вчерашних
разрушений.
Каждую пятницу шесть корзин апельсинов и лимонов прибывали от
фруктовщика из Нью-Йорка - и каждый понедельник эти же апельсины и лимоны
покидали дом с черного хода в виде горы полузасохших корок. На кухне
стояла машина, которая за полчаса выжимала сок из двухсот апельсинов - для
этого только нужно было двести раз надавить пальцем кнопку.
Раза два или даже три в месяц на виллу являлась целая армия
поставщиков. Привозили несколько сот ярдов брезента и такое количество
разноцветных лампочек, будто собирались превратить сад Гэтсби в огромную
рождественскую елку. На столах, в сверкающем кольце закусок, выстраивались
окорока, нашпигованные специями, салаты, пестрые, как трико арлекина,
поросята, запеченные в тесте, жареные индейки, отливающие волшебным
блеском золота. В большом холле воздвигалась высокая стойка, даже с медной
приступкой, как в настоящем баре, и чего там только не было - и джин, и
ликеры, и какие-то старомодные напитки, вышедшие из употребления так
давно, что многие молодые гостьи не знали их даже по названиям.
К семи часам оркестр уже на местах - не какие-нибудь жалкие полдюжины
музыкантов, а полный состав: и гобои, и тромбоны, и саксофоны, и альты, и
корнет-а-пистоны, и флейты-пикколо, и большие и малые барабаны. Пришли уже
с пляжа последние купальщики и переодеваются наверху; вдоль подъездной
аллеи по пять в ряд стоят машины гостей из Нью-Йорка, а в залах, в
гостиных, на верандах, уже запестревших всеми цветами радуги, можно
увидеть головы, стриженные по последней причуде моды, и шали, какие не
снились даже кастильским сеньоритам. Бар работает вовсю, а по саду там и
сям проплывают подносы с коктейлями, наполняя ароматами воздух, уже
звонкий от смеха и болтовни, сплетен, прерванных на полуслове,
завязывающихся знакомств, которые через минуту будут забыты, и пылких
взаимных приветствий дам, никогда и по имени друг дружку не знавших.
Огни тем ярче, чем больше земля отворачивается от солнца, вот уже
оркестр заиграл золотистую музыку под коктейли, и оперный хор голосов
зазвучал тоном выше. Смех с каждой минутой льется все свободней, все
расточительней, готов хлынуть потоком от одного шутливого словца. Кружки
гостей то и дело меняются, обрастают новыми пополнениями, не успеет один
распасться, как уже собрался другой. Появились уже непоседы из
самоуверенных молодых красоток: такая мелькнет то тут, то там среди дам
посолидней, на короткий, радостный миг станет центром внимания кружка - и
уже спешит дальше, возбужденная успехом, сквозь прилив и отлив лиц, и
красок, и голосов, в беспрестанно меняющемся свете.
Но вдруг одна такая цыганская душа, вся в волнах чего-то опалового,