"Уильям Фолкнер. Засушливый сентябрь" - читать интересную книгу автора

Машины продолжали свой путь; пыль поглотила их, яркий свет и рев
исчезли вдали. Какое-то время в воздухе клубилась поднятая ими пыль, но
вскоре ее вобрала в себя пыль вековая. Парикмахер выкарабкался на шоссе и
захромал дальше по направлению к городку.



4

В тот субботний вечер, когда она переодевалась к ужину, плоть ее пылала
как в лихорадке. Руки дрожали над крючками застежек, глаза горели
лихорадочным огнем, волосы потрескивали под расческой. Не успела она
покончить с переодеванием, как за нею зашли приятельницы и сидели, пока
она натягивала тончайшее белье, чулки и новое полупрозрачное платье.
- Ты уже в силах выйти на улицу? - спрашивали они, а у самих глаза тоже
задорные и поблескивают мрачно. - Когда оправишься от потрясения,
непременно нам все расскажешь. Что он говорил, что делал; все-все.
В темноте под деревьями, на пути к площади, она, чтобы унять дрожь,
дышала глубоко, словно пловец перед тем, как нырнуть, а четверо
приятельниц держались чуть позади, шагали медленно - из-за зноя, а также
из сочувствия к ней. Но у площади ее опять охватила дрожь, и она вскинула
голову, прижав к бокам стиснутые кулаки, а голоса приятельниц журчали, и в
глазах у них тоже появилось что-то лихорадочное.
Вступили на площадь, она - в центре группы, хрупкая, в свежем платьице.
Дрожь усилилась. Шла она все медленнее и медленнее, наподобие того, как
дети доедают мороженое, голова вскинута, лицо как сникший стяг, глаза
сверкают; она миновала отель, и со стульев вдоль обочины тротуара вслед ей
глядели коммивояжеры в рубашках без пиджака:
- Вон та, видишь? В розовом, та что в середке.
- Эта? А что сделали с черномазым? Его не...
- Точно. С ним порядок.
- Порядок?
- Точно. Отвезли куда надо.
Дальше - аптека, где даже молодые люди, подпирающие дверь, приподняли
шляпы и долго провожали глазами ее бедра и лодыжки.
Они шли да шли мимо приподнятых мужских шляп, мимо внезапно умолкающих
голосов, почтительных, заботливых.
- Вот видишь? - говорили приятельницы. Голоса их звучали как протяжные
глубокие вздохи шипящего ликования. - На площади ни одного негра. Ни
единого!
Вошли в кинотеатр. Он походил на волшебную страну в миниатюре -
освещенное фойе, цветные литографии жизни, схваченной в ее жутких и
сладостных превращениях. У нее задергались губы. В темноте, когда начнется
фильм, все будет хорошо; она удержится от смеха, не надо растрачивать его
так скоро и попусту. И вот она заторопилась сквозь скопище оборачивающихся
на нее физиономий, сквозь шепоток приглушенного изумления, и они заняли
привычные места, откуда виден проход, ведущий к серебристому экрану,
видно, как парочки идут к своим креслам.
Погасили свет; экран заструился, и на нем начала разворачиваться жизнь,
прекрасная, пылкая и печальная, а парочки по-прежнему входили,