"Уильям Фолкнер. Мул на дворе" - читать интересную книгу автора

еще хозяин этих самых мулов. Фамилия его была Сноупс; про него тоже знали
в городе - знали, как он купил целый табун на ярмарке в Мемфисе, пригнал
мулов в Джефферсон, перепродал их фермерам, вдовам и сиротам, неграм и
белым, за сколько дадут - но не дешевле определенной цены; и знали, что
зимой (чаще всего именно зимой, в мертвый сезон) мулы эти стайками и даже
целыми табунками, всегда связанные вместе крепкой пеньковой веревкой
(которая неизменно бывала упомянута в жалобах Сноупса), удирали из надежно
огороженных выпасов и попадали под ночные товарные поезда на этой самой
развилке, где мистеру Хейту суждено было покинуть сей бренный мир; однажды
кто-то из городских шутников даже послал Сноупсу по почте печатное
расписание поездов на нашем участке железной дороги. Коренастый,
одутловатый человек с напряженным, озабоченным лицом, он никогда не носил
галстука и неизменно пересекал мирный, дремлющий город под отчаянный рев,
в облаке пыли, и о пришествии его возвещали жалобные крики и вопли, а
продвижение знаменовало желтое облако, в котором метались кувшинообразные
головы, гремели копыта, и раздавались привычные истошные, яростные
понукания погонщиков; а в самом хвосте, задыхаясь, озабоченно семенил сам
Сноупс, потому что, как говорили в городе, он до смерти боялся этих
скотов, из которых так хитроумно выколачивал прибыль.
Путь, которым он перегонял их с вокзала на свой выпас, лежал по
городской окраине, мимо дома Хейта; мистер и миссис Хейт неделю были в
отсутствии, а потом проснулись в одно прекрасное утро и обнаружили, что
весь дом окружен скачущими мулами, да услышали истошные крики и понукания
погонщиков. Но лишь через несколько лет, в роковое апрельское утро, когда
люди, которые первыми подоспели на место, нашли то, что можно назвать
чужеродным телом среди останков мулов и разметанных обрывков новой
веревки, в городе заподозрили, что Хейт имел к Сноупсу и к мулам довольно
близкое касательство, а не просто время от времени помогал выгонять их со
своего двора. Но уж тогда люди решили, что знают всю подноготную; целых
три дня с удивлением и любопытством они ждали, гадая, попытается ли Сноупс
взыскать деньги еще и за Хейта.
Только узнали они всего-то-навсего, что к миссис Хейт явился агент
железнодорожной компании, чьей обязанностью было удовлетворять иски, а
через несколько дней она получила по чеку восемь тысяч пятьсот долларов,
потому что в те давние, блаженные времена даже железнодорожные компании
считали свои южные отделения и филиалы законной добычей всех, кто жил близ
путей. Она получила деньги наличными, стояла в своем капоте, в свитере и в
шляпе, которая была на Хейте неделю назад, в то самое утро, и холодно,
сурово, молча слушала, как кассир отсчитывает хрустящие кредитки, а потом
директор банка и счетовод пытались втолковать ей про выгодность купонов, и
про срочные вклады, и про обычные вклады, после чего она положила деньги в
мешочек, висевший у нее под фартуком, и ушла; вскоре она перекрасила свой
дом: купила ту прочную, не подвластную времени краску под цвет вокзала,
как видно, из чувствительности или (как утверждали некоторые) из
благодарности.
Железнодорожный агент вызвал Сноупса для объяснений, и когда Сноупс
вышел от него, он был озабочен пуще обычного, только озабоченность теперь
смешивалась с возмущением, которое уже не сходило с его лица; и тогда-то,
глубокой ночью, в который уж раз, мулы прорвались через загородку его
выпаса, опять-таки связанные по двое и по трое прочной, но только уже