"Уильям Фолкнер. Солдатская награда (Роман. 1926) " - читать интересную книгу автора

"Все они одинаковые, - справедливо решил он, как решали многие до него и
будут решать многие после. - Зачем обижать эту глупую трусливую кошку?"
На прохладных простынях лежала Сесили, без платья, совсем ослабевшая,
трогательная; вокруг стоял смешанный запах одеколона и нашатырного спирта;
чалма из полотенца оттеняла хрупкость лица. Мать пододвинула стул к постели
и долго разглядывала хорошенькое пустое личико дочери, изогнутые ресницы на
белой щеке, тонкие голубые жилки запястья, длинные узкие руки, безвольно
брошенные на одеяло ладонями кверху. И тут маленький Роберт Сондерс был
отомщен, сам того не зная.
- Детка, но что же у него с лицом?
Сесили вздрогнула, заметалась на подушке.
- О-о-о.- Не надо, не надо, мамочка! Б-боюсь даже вспомнить!
("Но я просто задаю тебе самый обыкновенный вопрос".)
- Хорошо, хорошо, не надо, поговорим, когда ты поправишься!
- Нет, никогда, никогда! Если я еще раз его увижу - я- я умру! Не могу
я, не могу, не могу!
Она уже плакала, всхлипывая, как ребенок, даже не пряча лица. Мать
встала, наклонилась над ней.
- Ну, перестань, перестань! Не надо плакать. Ты совсем разболеешься. -
Она ласково отвела волосы с висков девушки, поправляя полотенце. Поцеловала
бледную щеку. - Прости, детка, мама больше не будет. Попробуй-ка уснуть.
Принести тебе чего-нибудь к ужину?
- Нет, я не могу есть. Дай мне полежать одной, мне станет лучше.
Однако мать не уходила, из любопытства. ("Я ведь задаю ей самый
обыкновенный вопрос".) Но тут зазвонил телефон, и, ненужным жестом поправив
подушки, она удалилась.
- Да?.. Миссис Сондерс... А, Джордж!.. Спасибо, хорошо. А вы?.. Нет,
боюсь, что нельзя... Что?.. Да, но она плохо себя чувствует... Может быть,
попозже... Нет, не сегодня. Позвоните ей завтра... Да, да, ничего...
Спасибо. До свидания.
Она прошла через прохладный затемненный холл на веранду и, скрипнув
крепко стянутым корсетом, опустилась в кресло, когда ее муж, неся в руках
веточку мяты и шляпу, поднялся по ступенькам. Перед ней стояла Сесили,
только в мужском роде и сильно располневшая: та же поверхностная, пустая
красота, та же проступающая неустойчивость характера. Когда-то он был
подтянут, собран, но теперь выглядел небрежно, в сером неотглаженном
костюме, в нечищеных башмаках. Но волосы у него все еще вились по-молодому,
и глаза были как у Сесили. Он был католиком, что считалось почти таким же
грехом, как быть республиканцем, и сограждане, завидуя его общественному
положению и богатству, все же смотрели на него искоса, потому что изредка он
с семьей ездил в Атланту, где посещал католическую церковь.
- Тоби! - заорал он, усаживаясь подле жены.
- Слушай, Роберт, - возбужденно заговорила она. - Дональд Мэгон сегодня
вернулся домой.
- А что, разве правительство прислало его тело?
- Да нет же, он сам вернулся. Сегодня приехал, поездом.
- Да ну? Он же умер!
- Вовсе нет! Сесили была там, она его видела сама. Ее привез домой
какой-то толстый молодой человек - совсем незнакомый, она была не в себе.
Что-то сказал про шрам. Она там упала в обморок, бедняжка. Я ее сразу