"Уильям Фолкнер. Сарторис (Роман. 1929)" - читать интересную книгу автора

чтение, и в комнате не было слышно ни звука, лишь время от времени
шелестели газетные страницы.
Вскоре Баярд характерным для него резким движением поднялся и,
сопровождаемый взглядом мисс Дженни, пересек комнату, вышел и захлопнул за
собою дверь. Она еще некоторое время продолжала читать, но мысли ее
следовали за тяжелым топотом его ног по прихожей, а когда шаги стихли, она
встала, отложила газету и пошла за племянником к парадному крыльцу.
Из-за темной гряды холмов на востоке уже поднялась луна; бесстрастно
освещая долину, она словно детский воздушный шар висела над дубами и белыми
акациями, росшими вдоль аллеи. Старый Баярд сидел в лунном свете, положив
ноги на перила веранды. Его сигара временами вспыхивала; в траве возле
самого дома пронзительно и монотонно стрекотали кузнечики, а из-за
деревьев, словно волшебный серебряный звон беспрерывно лопающихся на
поверхности пузырьков, слышался писк молодых лягушат. Из сада лился тонкий
аромат белых акаций, неуловимый, словно тающие в воздухе кольца табачного
дыма, а откуда-то из темной прихожей в тягостной бессловесной печали плыл
низкий голос Элноры.
Мисс Дженни пошарила в темноте у дверей и возле зиявшего бледным
пятном зеркала сняла с крючка шляпу Баярда, принесла ее на веранду и сунула
ему в руку.
- Не сиди здесь долго. Сейчас еще не лето.
Он пробурчал что-то невнятное, но шляпу надел, а мисс Дженни,
повернувшись, пошла обратно, дочитала газету, сложила и оставила ее на
столе. Затем выключила лампу и по темной лестнице поднялась к себе. Оттуда,
с высоты второго этажа, было видно, что луна стоит над деревьями, а свет ее
широкими серебряными полосами вливается в комнату сквозь выходящие на
восток окна.
Не зажигая электричества, она подошла к южной стене, открыла окно, и в
комнату тотчас ворвались голоса кузнечиков и лягушек, а откуда-то издали
донеслось пенье пересмешника. Магнолия под окном и жимолость, густо
разросшаяся вдоль забора, еще не зацветали, и мисс Дженни могла любоваться
дремавшими под луною бронзовыми кустами гардении, чубушника и чашецветника,
которые вот-вот должны были распуститься, и другими растениями, вывезенными
из садов далекой Каролины, которые она знавала в юности.
За углом, из невидимой отсюда кухни, лился низкий и мягкий голос
Элноры. "Не всем, кто толкует про небо, суждено туда попасть", - пела
Элнора, и вскоре они с Саймоном появились в лунном свете и направились по
тропинке к своей хижине за конюшней. Саймон наконец закурил сигару, и ее
едкий дым, постепенно растворяясь, тянулся вслед за ним. Но даже когда они
ушли, в серебряном воздухе над стрекотом кузнечиков и кваканьем лягушек,
казалось, все еще витала острая горечь сигарного дыма, незаметно сливаясь с
затихающим голосом Элноры: "Не всем, кто толкует про небо, суждено туда
попасть".

Его сигара погасла, и он шевельнулся, нашарил в кармане жилета спичку,
раскурил сигару и снова положил ноги на перила, и снова горький табачный
дым повис в безветренных струях серебряного воздуха, медленно растворяясь в
дыхании белых акаций и в неумолчном волшебном хоре кузнечиков и лягушек.
Где-то на краю долины запел пересмешник, и вскоре с магнолии возле забора
отозвался другой. По ровной дороге, пересекавшей долину, проехал